Зверь - Ане Риэль

все хорошо. Не беспокойся. Ухаживай за фермой, береги себя, друг мой.

С любовью,

Даника

Теперь никому в голову не придет, что с ней что-то случилось, подумал он. Может быть, Данику начнут искать, обнаружив ее мужа мертвым посреди поля, но едва ли станут вести расследование в поисках ее и Леона. Нужно надеяться, что все поверят, будто они уехали из страны.

В последний момент он вспомнил про моргенштерн, который он так и не закопал. Он не был уверен, что теперь есть смысл его хоронить, но предпочел все же засыпать яму, чтобы все выглядело не так странно. Карла похоронить не представлялось возможным. Да и лучше, если он останется лежать. Если повезет, они подумают, что произошел несчастный случай. Что он упал и разбил голову о камень. Мирко взял фонарь и побежал к дальнему полю по направлению к темной тени между рядами растений. Карл лежал там, где упал.

Или?

У Мирко участился пульс, когда он понял, что Карл лежал не так, как раньше, и не там. Он сместился на целый метр влево. Мирко приблизился, посветил на Карла и тогда понял причину. Его потрепал медведь. На лице были следы зубов и когтей, рубашка разорвана, рука частично оторвана. Из бедра вырван кусок мяса. Мирко видел, что медведь тащил Карла за ногу. Он протащил его через половину ряда и бросил. От вида искореженного тела у Мирко мурашки побежали. Хорошо, что Карл уже был мертв, когда это случилось. Хоть какое-то утешение.

Вскоре он отыскал яму с моргенштерном и нанизанными картофелинами. Лопата лежала на краю. Рядом он нашел кнут, переломил о колено и бросил в ту же яму, а потом засыпал землей. Сильный дождь сослужил добрую службу; несколько часов, и едва ли кто-то сможет догадаться, что здесь копали. Вода стекала ручьями по тропинкам между кустами растений, дождь плясал на лужах. Словно заботливо кем-то обустроенная бесконечная череда фонтанов.

Леон крепко спал, когда Мирко открыл дверь в закуток. Прежде чем будить мальчика, он убрал миску с остатками каши и кувшин с водой. Мишку он перенес в гостиную, мертвую кошку выбросил на траву, а ведро поставил за уборной. Не без труда он разбудил Леона, усадил его на стул и заправил кровать. Скоро комната стала похожа на временную гостевую, которой давно не пользовались.

Леон все еще был сонным, когда они взяли багаж и двинулись в путь по дикой местности. Дождь снова утих. Казалось, после недель ожидания он пытается за раз удовлетворить все потребности Мирко.

Поначалу он не решался зажечь фонарь, так что они шли в темноте, но навыку Леона ориентироваться это не мешало. Он был сильным и выносливым, так что стыд Мирко, что он дал ребенку часть поклажи, быстро прошел. Леон силой мог сравниться со взрослым мужчиной, может, даже был сильнее Мирко.

Тяжелые тучи поспособствовали более позднему рассвету, но день неумолимо приближался. Мирко различал светлую полосу над горами. Это было приятно. Ему пришло в голову, что время растягивалось как могло, и это была самая долгая ночь в мире.

Леон безропотно шел следом. Видимо, он осознавал, что у него теперь остался только Мирко. А может, просто не до конца проснулся, потому что, когда они прошли чуть-чуть, он остановился и потер глаза. Огляделся и явно о чем-то вспомнил.

– Где мой папа? Папа с нами не пойдет? – спросил он.

Мирко посмотрел на него и покачал головой.

Ему пришлось рассказать.

– Давай присядем, Леон. – Они сели на камни, и Мирко протянул ему еще слегка теплую бутылку молока.

– Леон, я должен кое-что тебе рассказать. Твой папа мертв.

– Мертв? – Леон изумленно посмотрел на него.

– К сожалению. Он мертв, как и мама. Это был несчастный случай, он ничего не почувствовал. Ему не было больно.

– Ему не было больно, – прошептал Леон.

– Ни капельки. Но смотри, у тебя есть я, и я о тебе позабочусь. Мы справимся, Леон! Но на ферму мы больше не вернемся.

Леон медленно кивнул.

– Куда мы тогда пойдем? Если не обратно?

– Думаю, мы некоторое время походим по горам.

– Эй, а мои мыши? Что с мышами?

– Мы найдем тебе других мышей, Леон. Обязательно. В мире много мышей.

– Мне нужна целая куча мышей, – улыбнулся Леон. – А еще кроликов, и серн, и лошадей, и медведей, и всяких пушистых зверей.

– Посмотрим. И ты точно больше не будешь сидеть взаперти.

– Я не буду сидеть взаперти, – повторил Леон.

– Мы теперь свободные птицы.

– Свободные птицы?

– Мы можем делать, что захотим.

– Но летать мы не можем?

– Нет, летать не можем. Не так.

– Не важно, – прошептал Леон и поднял взгляд к небу.

Он не выглядит радостным, подумал Мирко. Но и не кажется совсем несчастным. Едва ли он очень много понял. Сложно определить, сколько понимает Леон.

– Может быть, нам удастся поймать тебе кролика.

– Я очень хочу кролика, – сказал Леон, просияв.

Наверное, есть свои плюсы в том, чтобы понимать в мире гораздо меньше, чем следовало бы, подумал Мирко. Если мальчик забудет большую часть всего, что сейчас происходит, это убережет его от многих горестей. Если они не будут это обсуждать и Мирко проследит, чтобы они не возвращались в эти края, а, наоборот, обращали внимание на жизнь вместе. Тогда однажды Леон не сможет вспомнить этого несчастья. Дети забывают. Агата упоминала, что ничего не помнит до того, как ей исполнилось шесть. Видимо, она не всегда была такой радостной.

Мирко станет помнить за них обоих. Он бы с радостью позабыл ужасы этой ночи, но он не хочет забывать Данику. В один прекрасный день он, может быть, сможет рассказать Леону что-то о его матери, но не сейчас. Сейчас главное – скрыться от поисков и посмотреть, куда судьба их заведет. Какое-то время они могут пожить на свободе, но ему придется зарабатывать деньги. И надо дать мальчику хоть какие-то знания. Так далеко у него еще не было времени загадывать. Пока можно жить одним днем.

Главное, чтобы Леон их не выдал.

– Леон, мы никому не расскажем, что произошло с твоими родителями. Это должна стать наша с тобой тайна. Мы ничего не будем говорить о твоих родителях. Ничего. Никогда.

Леон расстроенно кивнул.

– Мама так плакала.

– Да, я знаю. Теперь у нее все хорошо.

– Где она?

Мирко молчал. И что ему, черт побери, отвечать?

– Она тоже свободная птица.

Мальчик просиял.

– Тогда мы можем ее встретить?

– Ну, может быть.

Черт побери.

– Только, Леон, то, что случилось с твоей