Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

– Всех зови.

Глава 34

Глаза и уши его императорского величества в Ланне, господин Краугер был все так же бледен, как и в прошлую их встречу, а вот учтивость его заметно выросла. Теперь он не корчил гримас пренебрежения и в спеси не оттопыривал нижней губы. Напротив, он склонился в долгом поклоне, как и его спутники.

Волков тоже встал и поклонился. Но затем сел и, мстительностью своею упиваясь, господам сесть не предложил: ничего, постоят. Но господа недовольства от этого совсем не выказали, а, напротив, всем видом своим показывали любезность, особенно любезен был сам штатгальтер. Он и заговорил:

– Кавалер Иероним Фолькоф, полковник его императорского величества, владетель Эшбахта?

– Да, это я, – отвечал Волков, пропустив мимо ушей слово «полковник», – а вас я помню, вы штатгальтер Краугер.

Краугер кивнул и продолжил:

– Его императорское величество восхищен вашей победой над хамами, единственное, о чем он сожалеет, так это о том, что грубиян фон Эрлихенген не был схвачен.

– Я и сам о том сейчас сожалею, – отвечал кавалер, – но он слишком рано покинул поле боя. Я даже его не видел, когда атаковал повторно. Если бы схватил его, то преподнес бы смутьяна в дар его величеству.

– Тем не менее император восхищен вашей победой, он говорит, что и не знает, что ему сейчас нужно больше: золото или истинные рыцари и полководцы, такие как вы, кавалер Фолькоф.

Это было лестное сравнение. Если сам император и вправду так говорил о нем… Волков даже заволновался немного. А штатгальтер продолжал:

– Император просит вас, полковник, принять в дар безделицу.

Он сделал знак своему спутнику, и тот достал из-за спины небольшую шкатулку, передал ее Краугеру, и тот, откинув крышку, преподнес Волкову брошь для закрепления пера на шляпе или на каком другом головном уборе. И брошь эта была великолепна: огромный непередаваемо синий сапфир в обрамлении серебра.

«Десять золотых? Да нет… Двадцать! Двадцать пять!»

– Лазурь и серебро, – произнес Краугер, ставя шкатулку на стол перед Волковым, – ваши цвета, кавалер.

Да, лазурь и серебро. Неужели император теперь знает про его цвета? Скорее всего, нет, но его советники знают точно.

– Благодарю вас, господин штатгальтер, – отвечал кавалер, стараясь сдерживать страсти, что бушевали в его душе. – Внимание императора – уже великая награда, а уж такое сокровище и вовсе благодать.

– В таком случае разрешите считать мою миссию оконченной. – Краугер поклонился. – Не смею вас больше донимать своим присутствием.

Штатгальтер и господа, что были с ним, ему снова кланялись, Волков тоже встал. И прежде чем они уже повернулись к двери, кавалер, как будто между прочим, «вспомнил» о том, о чем ни на миг не забывал.

– Господин штатгальтер.

– Да? – Краугер и его спутники остановились.

– А как же неразрешенное наше с вами дело?

Волков хотел уже напомнить ему о векселе, о деньгах. Но штатгальтер его опередил:

– Так нет между нами никаких неразрешенных дел, а тот вексель, что вы мне приносили, будет вам выплачен тотчас, как только вы его подадите снова. Можете даже сами не приходить, а прислать верного человека с ним и подать вексель моему секретарю. И того будет достаточно.

– Прекрасно, завтра же все и улажу, – сказал Волков.

– Распоряжусь, чтоб вас или вашего человека завтра ждали, – пообещал штатгальтер.

После он принимал посетителей с подарками, потом разговаривал с молодыми людьми из своего выезда. Повесы еще не поняли, что жизнь их изменилась, не знали они, что такое дисциплина, пришлось их вразумлять, объяснять им, что это дома они были господами, а тут они его оруженосцы и станут делать то, что им по чину положено, то есть сами чистить его коней, а не поручать это своим слугам. И господину Фейлингу генерал сделал внушение, что он чересчур мягок и добр, а раз он старший, то должен быть требователен к подчиненным.

У кавалера были планы на вечер, он собирался проехаться по кабакам и трактирам, узнать, как его сержанты нанимают новых солдат. Ему надо было понять, как идет набор, охотно ли идут люди под его знамя, хватает ли денег у сержантов, но тут пришли известные ему господа. Это были городские военные, которые просили его быть на пиру, что они устраивали в его честь. Как отказать тем, кого ты считаешь братьями своими? Конечно же, Волков пошел, тем более что, в отличие от штатгальтера, который называл его полковником, эти господа, чтя солдатские традиции, звали его генералом.

Дело было в хорошем трактире, который звался «Кабанья башка» и располагался на площади, как раз против городской ратуши. Кавалера посадили во главе стола, по правую руку от него разместился капитан городского ополчения, по левую – капитан городской стражи. Остальные чины сидели по убыванию. Еще не начали ставить на стол блюда, как господа военные стали пить вино и спрашивать Волкова, как было дело, как вел себя фон Бок, как воевали мужики. Волков рассказывал без утайки. И то, что с маршалом у него сразу не заладилось. И с генералом фон Беренштайном отношения были дурны. И что он угодил в засаду, и как солдаты не хотели строить лагерь, а желали отступать. И как он построил лагерь, и как отбил атаку на него. Как генерал попытался переправиться через броды, но не дал резервов, когда это было нужно. И как после неудачи отъехал, сославшись на болезнь. Только про Агнес он ничего не рассказал. А сказал лишь, что после первой отбитой атаки мужики стали отдыхать, а их офицеры уехали. А он, хоть и приказано ему было отступать, уговорил офицеров провести еще одну атаку – и она-то оказалась успешной. Так он хамов побил и захватил их лагерь. Господа офицеры слушали с большим вниманием, перебивая лишь уточняющими вопросами. А потом пили за здоровье генерала до самой ночи. И выпили крепко, так крепко, что многие не могли сами идти домой, а легли спать прямо там в трактире на лавках. Сам Волков, когда возвращался домой, едва держался в седле.

Утром ему понадобилось умение Агнес врачевать, так как чувствовал он себя нехорошо, а его уже дожидались люди. То были всякие купчишки с подарками. Кто куль муки привез, кто пива, кто пришел подарить шитья для женщин дома фон Эшбахтов. Но один из них был монах, но не из монастыря за забором, коим руководил аббат Илларион. То был монах иной. Волков сразу понял, что посыльный это от двора его высокопреосвященства, и