Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

– Что тебе? – спросил у него Волков, все еще не очень хорошо себя чувствуя и беря чашу с кофе, что подала ему Агнес.

– Брат Родерик просит вам передать, что сегодня после вечерней мессы его высокопреосвященство примет вас у себя.

«Ну конечно, как разговор зашел про деньги, про большие деньги, так уже неделю ждать не нужно, нашлось для меня время у архиепископа».

– Передай викарию, что буду непременно, – ответил он монаху, после чего тот удалился.

Кавалер привел себя в порядок и, пока было время, поехал по городу. Он уже знал, где сидели его сержанты, нанимавшие солдат, о том ему рассказали вчера офицеры на ужине. Говорили, что многие их подчиненные подумывают наняться к нему на одну кампанию. Среди солдат и сержантов его считали очень удачливым командиром, который всегда с добычей. Это Волкову льстило, и его ожидания оправдались. Те сержанты, что нанимали людей в стрелковые роты Рохи, доложили, что уже набрали полторы сотни желающих и больше уже не берут, ждут, когда подойдет войско, чтобы передать новонабранных капитану. У других тоже дела шли неплохо, и немудрено: Волков предлагал за два месяца девять с половиной монет. Это было на три талера щедрее, чем за то же время предлагали рекрутеры императора совсем недавно. Единственное, что отпугивало людей, так это разговоры, что придется воевать с грозными горцами. Но разговоры о том, что кавалер Фолькоф фон Эшбахт уже бил их дважды и один раз грабил, настраивали людей на нужный лад. И записывался в роты народ хороший, опытный.

Поговорив с сержантами, кавалер поехал домой, а тут как раз рядом был городской арсенал, около которого собирались купцы, что торговали оружием, стояли оружейные ряды, где красовались вывески лучших оружейных домов Ланна и Фринланда. Волков слез с коня, пошел глядеть, чем торгуют. Но сколько ни бродил генерал, ничего интересного для себя не нашел. Купчишки как прознали, кто меж них ходит, так подбегали, шапки снимали, кланялись, просили на их товар взглянуть, но ничем ему угодить не могли. Всего у него было в достатке, те трофеи, что взял он в лагере у мужиков, оказались избыточны: и кирасы, и шлемы, и бригантины, и рукавицы латные с наплечниками и горжетами – все у него было, всего хватало.

А пик и копий так полковники для своих полков сами прикупят по надобности, как будут в городе. Единственное, что искал кавалер, были мушкеты. Но ни один из купцов такого товара не имел, хотя многие предлагали ему хорошие легкие аркебузы. Но Волкову они были без надобности. И поначалу он злился на то, что у дурней нет мушкетов, а потом, поразмышляв, стал даже радоваться. Огромный город Ланн слыл во всех окрестных землях главным оружейным и цехом, и рынком, и если тут нет мушкетов, то, значит, и спроса на них нет. Еще так никто и не понял, насколько это грозное оружие, а значит, и у горцев такого оружия не будет.

С этими мыслями генерал поехал домой обедать.

Глава 35

В огромной приемной зале дворца архиепископа люди, как всегда, были, а шума не было, все говорили тихо, ногами не топали и не шаркали, потому как за большим столом у дверей в зал аудиенций сидел человек весьма строгий. То был старый знакомец Волкова, старый его неприятель, канцлер его высокопреосвященства викарий брат Родерик.

Волков как вошел в зал, так сразу пошел к нему, а за ним, вызывающе гремя своими мечами и кавалерийскими сапожищами с каблуками, пошли два молодых человека – один из них Фейлинг, другой Хайнцхоффер, которого кавалер взял из-за внешности: он был высок, статен и широкоплеч. Волков же был в лучшей своей одежде, при новом мече с изящной гардой и богатыми ножнами, что он взял себе из трофеев в мужицком лагере. Он был хорош, все-таки на прием пришел, а на берете его черном сиял неестественно синим цветом сапфир в серебре, подарок императора.

Брат Родерик, хоть и не любил кавалера, из-за стола встал, кивнул ему без лишней учтивости.

– А, вот и вы, генерал. Брат Илларион за вас хлопотал.

Волков кивнул ему в ответ. А монах продолжал:

– Хорошо иметь влиятельных друзей при дворе. Одно их слово – и вы на приеме у архиепископа.

– Друзей хорошо иметь везде… – заметил кавалер тоном нейтральным и добавил: – Прошу вас доложить обо мне курфюрсту.

– У его высокопреосвященства проситель, надо будет подождать.

– Я подожду, но прошу вас немедля сообщить, что я прибыл, – настоял кавалер.

Приор поджал губы, изображая улыбку, и, не произнеся ни слова, открыл тяжелую дверь и скрылся за ней. И до десяти не успел бы сосчитать кавалер, как дверь распахнулась и тут же, почти в объятия его, из покоев выбежал монах. Кавалер сразу узнал его. То был его старый приятель, с кем они ездили в инквизицию, брат Николас.

Он был возбужден. Узнав Волкова, поздоровался и заговорил быстро:

– Господин, видно, вы в желаниях своих очень упорны.

– Почему вы так думаете? – осведомился Волков.

– Вчера вечером меня звал к себе отец Илларион, велел исполнять пост трехдневный, самый суровый, велел поститься на хлебе и воде и молиться сорок раз в день. А сегодня звал меня к себе сам архиепископ, разговоры со мной вел.

– И к чему же это все? – спросил Волков.

– Такой пост назначают перед рукоположением в сан, – многозначительно сказал монах. – Вот я и думаю, что это ваша затея удалась.

– А вы не рады? Епископом будете.

– Ох, уж и не знаю даже, этот чин по мне ли. Я же больше по инквизиции служил, а тут вон как… Интриги да политика…

– Вы мне будете там нужны, а интриговать научитесь быстро, умом вы не обделены. – Волков хотел что-то добавить, да тут дверь открылась, и появившийся брат Родерик сказал высокопарно:

– Генерал, его высокопреосвященство примет вас. – И отошел, пропуская кавалера.

Молодые люди, что были с генералом, по незнанию попытались идти следом, да викарий молча стал у них на пути с видом холодным: «Куда собрались? Вас не звали!» И они остались за дверью.

Его высокопреосвященство мало изменился с их последней встречи.

Он, увидав Волкова, начал тяжело вставать из кресла, с подушек, монахиня и лекарь его ему в том содействовали, а он уже издали говорил кавалеру, протягивая руки:

– Ну, иди сюда, сын мой, дай старику обнять тебя.

От него пахло благовониями, лекарствами и вином, а объятия его были