Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

ко мне завтра брата Николаса с эдиктом на кафедру Малена, а я, как придут люди, отсчитаю вам сто мужиков и сто баб с ними.

– Ступай, ни о чем не переживай. Завтра будет у тебя новый епископ, – заверил его курфюрст, – а ты как его у себя увидишь, так серебро казначею посылай, не тяни, больно нам оно к спеху.

Волков вышел из приемной залы белый. Патент курфюрста смял в руке. И лишь одно слово повторял он про себя: «Воры! Воры!» И других слов сейчас он не находил. Направился к выходу. Брат Николас, что дожидался кавалера, даже не отважился заговорить с ним. Фейлинг и Хайнцхоффер поспешили за генералом озабоченные. Находившиеся в зале иные люди молчали. И лишь брат Родерик откровенно посмеивался ему в спину с присущим высокомерием.

Когда Волков вернулся домой, там был молодой банкир Энрике Ренальди. Они с Агнес, удивительное дело, пили кофе, хотя Агнес раньше его иначе чем бурдой не именовала. И, кажется, им вдвоем было весело.

– Дядя. – Агнес встала, вышла из-за стола и, как положено благовоспитанной девице, сделала книксен и сказала: – Гости к вам.

Ренальди поклонился. Волков же лишь кивнул в ответ. Не до гостей ему сейчас было, совсем не до гостей. И, по его сумрачному виду поняв это, банкир сразу сказал:

– Уж простите, генерал, что зачастил к вам непрошеный, я всего на одну минуту. Сделать вам новое предложение.

«А, прознали, что у меня казначей курфюрста был».

– Я вас слушаю, друг мой. – Кавалер опустился на свое место во главе стола.

– Отцы подумали и решили предложить вам тридцать три гульдена за пуд серебра.

Волков положил перед собой бумагу, патент на генеральский чин, подписанный курфюрстом Ланна, разгладил и ответил красавцу:

– Предложи ваши отцы мне эту цену на ужине, так я бы сразу согласился. А теперь я лишь могу сказать то же, что и говорил до этого: я подумаю.

Энрике Ренальди низко поклонился.

– Надеюсь, что ваши размышления приведут вас к нам.

Когда он ушел, девица подошла к кавалеру.

– Опять злились? – И без всякого стеснения стала расстегивать его колет на груди, а потом просунула руку под одежду. – Говорила вам, нельзя вам яриться, ярость ваша убьет вас быстрее, чем железо врагов.

Ах, как она этой своей ручкой маленькой выручала его. Как только проникла ее рука к нему под одежду, так сразу растаяла тяжесть, что давила грудь. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. А она, одной рукой врачуя его, взяла другой со стола бумагу и заглянула туда.

– О! Архиепископ дарует вам чин генеральский.

– Дарует, – буркнул он.

– А вы такую бумагу комкаете! – сказала девушка, возвращая патент на место. – Неумно это. Ну, говорите, что стряслось?

– Добился я того, что мне было нужно, – проговорил кавалер, – завтра тут будет новый епископ Маленский.

Она убрала руку с его груди, села рядом.

– Епископ этот будет мне в большую помощь, но один человек… все равно мне сильно мешает. Влиятелен больно. Никак мне его не одолеть.

– Да, уже говорили вы мне о нем, кажется… – догадалась Агнес. – Только не назвали имя этой занозы.

Волков помолчал, не хотел он к этому прибегать, не хотел Агнес в это дело втягивать, видит Бог, не хотел, но как с таким подлым и неустанным в своей подлости человеком еще можно было совладать? Другого способа, кроме как просить девицу, что сидела перед ним, он не видел. И он назвал его имя:

– То граф фон Мален. Сосед, родственник и враг мой.

– Ну и не печальтесь о нем, – с необыкновенной легкостью сказала Агнес. – Подумаю, что с ним можно сделать. Завтра утром что надумаю, то и скажу вам.

И тут же забыла она об этом разговоре, словно о пустяке они болтали, стала звать Зельду, чтобы та подавала господину ужин. А Волков смотрел на девушку и в который раз удивлялся. Она стала красивее. Взрослее. Сильнее. Опаснее. Как бы с такой лиха не испить. Как бы беду она не накликала. Впрочем, она была еще и умна. На то он и уповал.

Видно, архиепископу деньги очень требовались. Уже после завтрака Волков принимал у себя свежеиспеченного епископа города Малена. С ним был и казначей его высокопреосвященства аббат Илларион.

«Ишь, как им деньги нужны, не дали даже брату Николасу трехдневный пост перед рукоположением выдержать».

Брат Николас под одобрительные кивки аббата протянул кавалеру красивую бумагу. Тот взял ее в руки, начал читать. Потом поднял голову.

– Значит, монсеньор епископ, при рукоположении в сан вы изволили взять себе имя Бартоломей.

– Да, – кивнул бывший брат Николас, – в честь святого Бартоломея Аквинского.

– Прекрасно. Прекрасно.

– Надеюсь, паства меня не отринет, – продолжал новый епископ города Малена.

– Уж я об этом позабочусь, – пообещал епископу кавалер. – Не волнуйтесь, монсеньор, у вас там будут друзья. У вас они уже есть.

Слово «монсеньор» для простого монаха из инквизиции было непривычным. Он смотрел на Волкова удивленно и, кажется, чуть испуганно.

«Ничего, пусть привыкает, он теперь духовный отец целого города, целого графства».

А казначею, видно, не терпелось. Эти все разговоры слушать ему было недосуг.

– Генерал, а серебро, обещанное церкви, в тех ящиках, что лежат в телегах на дворе?

– Да, это оно при моих гвардейцах день и ночь. Все десять ящиков ваши. Ящики крепки, берите топор, мой друг, смотрите сами.

– А не одолжите мне свои телеги и своих лошадей? – просит аббат.

– Ну разумеется, попрошу гвардейцев вас сопровождать.

Аббат сразу встал, ему не терпелось увидеть серебро на своем монетном дворе. Волков и епископ Бартоломей вышли на двор за ним следом. Пока впрягали коней, брат Илларион осмотрел и проверил на крепость все ящики. Как только все было готово, немедленно откланялся.

А Волков наставлял сержанта Вермера:

– Не вздумай им телеги с лошадьми оставить, потом их не сыщешь. Ящики сгрузишь – и уезжай с телегами.

Сержант все понял. Уехал, повез серебро. А новый епископ Малена и генерал вернулись в дом.

– Думаю сейчас уехать, – сказал брат Бартоломей. – Приеду, осмотрюсь, с отцами в приходах познакомлюсь.

– У вас и кареты нет, – заметил Волков, глядя на монаха.

– Доберусь с попутными телегами. У меня имеется немного денег, но сначала думаю купить подобающее сану облачение. Люди станут смеяться над моим рубищем, говорят, Мален – город небедный.

Да, вид у него был отнюдь не епископский. Волков посмотрел на брата Бартоломея пристально и сказал:

– Ничего не покупайте. Езжайте так. Ведите себя скромно. Возьмите себе монаха-помощника, пусть при всех зовет вас «монсеньор епископ», сами же