Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов

Это был своего рода «привет из будущего». Великий демократ Иосиф Виссарионович Сталин зачем-то предпочитал судить всю эту шваль и погань. А советские трибуналы и суды тоже оказались довольно нео-либеральными и почему-то в большинстве случаев давали подобным скотам (даже тем, кто жег Хатынь и стрелял евреев в Бабьем Яре) десяти-пятнадцатилетние сроки. А что было потом, знают все. Сталин умер, и все эти нелюди, которые, было дело, убивали и пытали людей просто за то, что они на них «не так посмотрели», условно-досрочно вернулись домой, в свое Закарпатье и разную там Литву. По амнистии. Правда, здесь никто еще не имел представления о том, что лет через пятьдесят после победы эта мразь станет считать себя героями и «противниками кровавого режима», нацепит медали и будет уверенно маршировать по главным улицам вновь образованных столиц большинства квазигосударств СНГовии. По-моему разумению, большинство из них прямо тогда, в 1940-е, следовало вешать на ближайшем суку или отстреливать, чтобы в следующем веке больше не было рецидивов этого безумия. Выжигать такие болячки надо было, а не мазью натирать. Тут предки, надо признать, недодумали…

– Ы-ы-ы, – тонко завыл этот самый Кураков от боли и неожиданности.

– Тихо, сволочь, – сказал я, уперев ему прямо в расквашенную рожу сильно воняющий порохом ствол «ППШ». – Сейчас я тебя буду спрашивать, а ты будешь отвечать. Только быстро, кратко и по делу. А то я тебя кончу прямо здесь, без всякого там военного трибунала. Просто зарежу как порося, а труп в болоте утоплю, будто ничего не было. Понял меня?

– Ыгы…

– Это хорошо. Так что ты, утырок, делал на болоте?

– Помогал немцам, герр офицер, я же местный, знаю тропы в обход топи.

– О том, что ты помогаешь немцам, даже на твоей нарукавной повязке написано, это факт, не требующий доказательств. А немцы-то что тут делают?

– Я точно не знаю. Они болота обследуют. Больше ничего, ей-богу, не знаю, они меня сюда насильно привезли, сказали, что, если не буду им помогать – расстреляют…

– Здравая мысль. А если будешь помогать – будут по пять раз в день шоколадом кормить? И что это за немцы? Что они из СС, я уже и сам догадался…

– Да не знаю я, герр офицер, вроде действительно СС. Они же все сплошь в маскировочном ходят, без всяких знаков различия. Но звания вроде эсэсовские. А одного, самого главного, все называли «герр штурм-банфюрер»…

– И что их могло заинтересовать в этих болотах. Проходы через топи? Контрнаступление задумали?

– Нет. Они на той стороне сейчас окопы роют и дзоты строят. Наступать вроде не собираются. А с нашей помощью они подбираются к краю топи на этой стороне и осматривают берег болота. Якобы твердый грунт ищут, все щупами тыкают. А потом что-то на своих картах отмечают…

– «Вашей помощью»? Ты тут не один, что ли, такой, добровольный помощник дойче вермахта?

– Нас человек десять…

– Ага, понятно…

Допрашивая этого гада, я лихорадочно соображал. Значит, преодоление болот как таковое немцев не интересует. А вот высадка чего-то тяжелого и габаритного на краю болот – более чем. И действительно, берег в этом случае можно ощупывать и ночью, особенно если они имели хорошие карты местности…

– И зачем они эти зеленые огоньки на себе таскают? – поинтересовался я. – Это же не может служить им ни ориентиром, ни меткой для навигации?

– А это они вас чисто на испуг берут, герр офицер. Изображают болотных чертей или что-то вроде того. Когда они в первый раз попробовали ходить вот так, в темноте, в этой волосатой одежде и с огнями, так нескольких местных, которые по грибы ходили, случайно напугали прямо до усрачки. А потому они там решили, что против суеверных большевистских варваров это – самое то…

– Понятно, – сказал я и попросил разведчиков вставить кляп обратно Куракову в рот. Затем с помощью нескольких вызванных по телефону из штаба батальона бойцов мы дотащили труп и пленного (колено ему мы наскоро перевязали с помощью подвернувшегося санинструктора) к деревеньке, где меня ждала машина.

После это пленного и труп я привез в Мраково, где сдал их Никитину. Пленного наш майор тут же потащил к Заманухину на допрос, хотя все и так было понятно. Я всю ночь писал «отчет о проделанной работе» и слышал, что особо долго Заманухин и Никитин с пленным не беседовали – Куракова отвели в сарай и выставили часового. Взятая у убитого немца карта в данном случае сказала начальству куда больше, чем этот пленный изменник.

А утром на пыльном «Шевроле» в Мраково приехал хмурый капитан с простецким, брезгливо-участливым лицом ежедневно разглядывающего человеческие письки врача-венеролога. Фамилия капитана была Ковнацкий, и он, как оказалось, был из особого отдела 63-й армии. И вновь вопреки стереотипам не было никаких синих фуражек и смертного страха, который согласно представлениям из наших времен должны были нагонять на всех окружающих особисты. Ковнацкий был облачен в поношенную полевую форму и разговаривал очень тихо, по-деловому. Правда, его сопровождали два здоровенных белобрысых автоматчика с окающим выговором, который выдавал в них явных вологодских конвоиров.

С Кураковым особист говорил от силы минут двадцать. Потом, еще до завтрака, эти самые мордовороты-автоматчики отвели сильно хромающего (он при ходьбе опирался на найденную где-то палку) и упирающегося Куракова к глубокой воронке на окраине деревни и как-то буднично перекрестили его двумя короткими очередями из «ППШ». Труп предателя, чтобы не вонял, потом слегка прикидали землей саперы.

Особист пожал Заманухину руку и уехал восвояси вместе со своими Гераклами. Как мне тут же объяснил Никитин, дело здесь было даже в не требующей лишних доказательств вине этого душегуба и полицая, а в секретности нашей миссии и чрезвычайных полномочиях нашего полковника. А ему Москва не велела оставлять никаких лишних свидетелей.

Потом Заманухин похвалил нас за очень ценные сведения, но по-отечески пожурил за то, что не смогли взять живым немца. Мы молча кивали, виновато потупив очи. Сам бы попробовал в тех условиях взять немца живым, а то как командовать – у нас все сразу чатлане…

В тот же день, практически без паузы, была начата операция по уже более тщательной дезинформации. Разумеется, потеряв ночью двух человек (если, конечно, этого Куракова вообще можно было считать за человека), немцы перестали копошиться на том месте, куда я ездил, но Заманухин и Федотов благополучно подсунули им другой участок, километрах в пяти, юго-западнее Мракова. Этот район тоже был отмечен на взятой у убитого Номохановым немца карте и, похоже, арийские сверхчеловеки считали его вполне перспективным.

В общем, была обозначена переброска на этот участок, рядом с болотом самоходно-артиллерийского полка «Су-76М». Передвижения полка сопровождались практически открытыми переговорами в радиоэфире.

В течение дня полк пошумел в заданном районе, а потом его основные силы максимально тихо ушли. На месте осталась одна батарея «Су-76М», а по кустам вдоль лесной дороги было расставлено и неряшливо замаскировано два десятка грубых фанерных макетов, изображающих «Су-76». Быстрота, с которой удалось построить, покрасить и привезти на место эти макеты, внушала уважение. Получившаяся декорация изображала полк самоходок, рассредоточенный перед предстоящим наступлением. Оставшаяся батарея «Су-76М» имитировала бурную активность, с дымом и лязгом раскатывая по лесу туда-сюда. Под этот шум на место максимально тихо выдвинулась батарея тяжелых «Су-152», чьи экипажи имели вполне конкретный приказ.