Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов

После произошедшего взрыва вражеский танк загорелся ярко и эффектно. Из него никто не успел вылезти, что, видимо, сильно разочаровало наших начальников, которым пленные бы точно не помешали. В то, что в этом танке, согласно позднейшей легенде, «не было экипажа», никто, разумеется, не верил. Возможно, что-то прояснил последующий осмотр остова сгоревшего немецкого танка (если он, конечно, вообще был), но тут я ничего не могу добавить, поскольку наша группа этим уже не занималась

Кинокамеры продолжали стрекотать, щелкали и затворы фотоаппаратов – товарищи офицеры торопились максимально запечатлеть весь процесс.

А передовые наблюдатели уже доложили о каком-то новом движении на болоте. Похоже, высадившее танк десантное средство собиралось уходить восвояси, хотя отпускать их никто не собирался.

Теперь в дело вступили корректировщики артогня, вызвавшие по болоту огонь целого артполка РГК – наше командование наконец-то решило не мелочиться, и «бог войны», не жалея снарядов, бил со всего размаху, не веля плакать.

Первый же могучий залп из нескольких десятков 152-мм стволов (по-моему, это работали «МЛ-20») перемешал с грязью все, что еще могло быть живого в этой топи. Лягушачью икру мне было очень жалко, а вот гитлеровцев – вовсе даже наоборот. Фонтаны грязной воды и тины от разрывов поднимались выше осыпавшихся крон деревьев, вызывая спонтанное опадание еще оставшихся желтых листьев. Редкие недолеты вздыбливали землю и сносили лес, расщепляя и швыряя в стороны толстые стволы. А потом, после четвертого залпа, стало видно, что «квазитуман» слегка рассеялся и на болоте что-то очень сильно горело.

– Прекратить огонь! – скомандовал Заманухин артиллеристам, с трудом перекрикивая адский грохот разрывов. Но те все-таки сделали еще один залп, а уж затем с чистой совестью задробили стрельбу. Стало относительно тихо.

Вслед за этим Никитин приказал нам срочно вы-двигаться к болоту, дабы заснять (если захватить ничего так и не удастся) то, что там так здорово горело. Что мы и сделали, прыгнув на грязную, обсыпанную щепками, ветками и желтой листвой броню подошедшей по команде начальства «Су-76М». На второй такой же самоходке в болоте рванул тоже явно сгоравший от нетерпения майор Федотов со своими людьми и еще одним кинооператором.

На болоте грохотали глухие вторичные взрывы, дававшие облака огня – похоже, там взрывалось топливо. Химический дым, изображавший туман, улетучился не до конца, но теперь к нему прибавился еще и свежий черный дым от пожаров.

И тем не менее все-таки было видно, как доставившая танк немецкая хреновина, в которую явно было не меньше двух прямых попаданий, горит и тонет, развалившись на части, и все больше погружается в топь. Экраноплан это явно не напоминало – баржа баржой, хотя и с элементами СВВП.

Мы спрыгнули с брони. Наши Татьяна и младший лейтенант Асоян, встав прямо среди догоравшей травы, тут же принялись снимать это редкой красоты зрелище, которое потом явно не могло выглядеть столь же эффектно на черно-белой пленке плохого качества. Впрочем, куда делись отснятые в этот день кадры и кто их смотрел (если вообще смотрел), для меня так и осталось загадкой. Может быть, они до сих пор лежат в каком-нибудь хранилище секретных документов под соответствующим грифом…

Закинув тяжелый «ППШ» за плечо, я присмотрелся к тонущей германской диковине с относительно близкого расстояния.

Нет, на десантный паром типа «Зибель» эта десантная баржа (или как ее еще можно было назвать?) тоже не особо-то и походила. У нее была более узкая, плоская палуба с рифленым настилом и поднятыми сходнями впереди. По углам перерубленного взрывом гаубичного снаряда почти пополам корпуса квадратом размещались четыре самолетных движка с двойными пропеллерами в круглых дюралевых кожухах (видимо, именно они и нагнетали воздух под днище, хотя ничего похожего на привычную резиновую «юбку» современных СВВП там и не просматривалось), на корме торчала иссеченная осколками угловатая рубка с одноствольным 20-мм «эрликоном» на невысокой крыше. С площадки зенитной установки свешивался труп немца в камуфлированной куртке и таких же штанах.

На основательном пилоне позади рубки стояло еще шесть спаренных в три блока самолетных двигателя с шестью трехлопастными винтами (передние винты тянущие, задние – толкающие, на сей раз кожухов вокруг пропеллеров не было) и массивными стабилизаторами, при помощи которых эта платформа, судя по всему, и управлялась.

Похоже, именно там, в корме, размещались и баки с топливом (скорее всего, высокооктановым авиационным бензином), которые сейчас в основном и горели. Пламя буквально пожирало покрытую замысловатым камуфляжем из зигзагообразных полос, размывающих ее силуэт и искажающих курсовые углы, конструкцию. На поверхности болота, среди разливов горящего топлива и объятых пламенем кустов и травы, плавали мелкие обломки и трупы – значит, все это было делом рук человеческих, а не зловещей, рассчитанной на круглых идиотов, мистикой.

Финита ля комедия, как говорил лермонтовский герой Печорин. Ну вот, еще одной красивой легендой стало меньше.

Разумеется, при подобных разрушениях речи о том, чтобы достать из топи хоть какие-то детали этой «танкодесантной платформы» (или как ее еще можно было назвать?) для исследования, идти не могло. Хотя в мирные дни, при наличии желания, времени и соответствующего приказа, наши солдатики вполне смогли бы это болото запросто вычерпать до дна саперными лопатами. История похожие примеры знала…

Зато людям майора Федотова удалось выловить из болота десяток трупов (не все они были целиком) и двух сильно контуженных, но вполне себе живых немцев в камуфляже без знаков различия.

Большего сделать, увы, не удалось. Арийцы на своей стороне фронта наконец догадались, что в этот день их спектакль провалился с треском, и из-за болота начала бить немецкая тяжелая артиллерия, явно целившаяся по очагам пламени и стремившаяся замести следы. Позже в ту сторону проскочили на бреющем три девятки «Ил-2» прикрываемые несколькими «Ла-5», и интенсивность вражеского огня заметно снизилась, но условий для нормальной работы все равно не было.

Пленные немцы, как это ни странно, оказались моряками (их признания на допросе подтверждали нашейные жетоны с маркировкой «Кригсмарине», такие же были и на большинстве выловленных из болота трупов). В тот момент больше напоминавшие не грозных «Атлантических пиратов Деница», а обычных мокрых куриц, пленные на допросе представились как Obermaat (то есть младший унтер-офицер флота) Нельм и Matroseefreiter (то есть флотский ефрейтор) Пфотенхауэр. Якобы оба были мотористами и принадлежали к некоей «Sonderflottillien № 98» (то есть, насколько я понимаю в немецком, «Специальной флотилии № 98»). А в этих болотах они, по их же словам, занимались «испытаниями» некой «новой техники». Ага, очередная подводная лодка, погибшая в жестоком воздушном бою, только не в степях Украины, а в болотах на границе Брянской области и Белоруссии…

Что они еще сказали, я точно не знаю, поскольку после первичного допроса воодушевленный его результатом Федотов увез их в штаб армии, а что с ними стало дальше – вопрос.