Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько

продолжать, взял в руки бумаги, к которым в любом другом случае даже не прикоснулся бы. Того, что он надеялся в них найти, там точно не было. Однако просто взять и швырнуть их в камин он не мог. Он уже почувствовал, что в них кроется что-то удивительное и страшное. И сейчас нужно было понять, что же это.

«… если вернуться к тому же театральному представлению. Зритель хочет видеть то, о чём мечтает. Зная, что он этого вряд ли когда достигнет, ему хочется унизить того, кто этой мечты уже достиг. И лицедеи разыгрывают перед ним пышные сюжеты беззаботной и сытой жизни ну хотя бы короля Франции. Обычно за пределами самой Франции короля изображают длинноносым, рыжим дураком. И сами актёры, и особенно зрители охотно в это верят, хотя ни те, ни другие доподлинно не знают каков король на самом деле. Они его никогда не видели и не имели с ним дела. Им всем достаточно той простенькой иллюзии, которую для них приготовили. Это – иллюзия для ох-лоса. Те же немногие, кому посчастливилось хоть мгновение побывать подле короля, знают каков он на самом деле. Возможно, король пожаловал их за что-то или где-то на рауте просто посмеялся над их шуткой. Эти немногие знают, что король никакой не дурак, а монарх мудрый и щедрый. Впрочем, кому как повезло. Так вот эти немногие презирают уличные театры, поскольку, как им кажется, они знают истинное лицо короля. На самом деле ничего они не знают. Они лишь создали себе иллюзию, которая им удобна. Почему это иллюзия? Находясь от человека на расстоянии и зная его отрывочно, по редким поступкам нельзя быть уверенным, что созданный образ его полностью соответствует образу истинному. Выражаясь словами живописцев, как бы ни была хороша копия портрета она никогда не будет подлинником. Однако, эта иллюзия выгодно отделяет своих приверженцев от черни и приближает к более высоким сферам. Назовём её «Иллюзия для избранных». Итак, на один объект у нас уже есть две иллюзии, две лжи, различных между собой. А где же истина? Каков он настоящий король? Это знают не более десятка человек. Мать короля, его венценосная супруга, его братья, сестры. Хотя постой, если говорить о короле Франции, то и эти мало что знают. Няньки, гувернёры, фавориты, содержанки – вот те люди кто знают истину каков есть король. Но они не спешат ею делиться, да их всё равно никто не будет слушать. Всем остальным интересны только свои иллюзии, к которым они привыкли и которым легко находят подтверждения. Что остаётся в итоге? Как таковая истина остаётся известной очень малому кругу посвящённых лиц. Большей же части людей эта истина неизвестна, да и вовсе не нужна. В их богатом наборе иллюзий, из которых соткана картина мира, истины вообще может не быть. Справедливости ради скажу, что в случае с королём она всё же есть, пусть и никому неизвестная.

К чему я всё это пишу, ты хочешь спросить? Лучше бы мне озаботиться своей защитой в суде, не так ли? С каждым судебным заседанием, как и с каждой ночью, проведённой в замке мсье Жозефа, вердикт суда для меня становится всё яснее. Я не хочу об этом думать так же, как и тратить на бесполезные апелляции последние капли чернил. Однако, полагаю, что суд меня оправдает. Почему? Узнаешь позже. Ничем из того, что ты сейчас прочёл (я надеюсь!) я вообще не хотел ни с кем делиться и тем более дискутировать. Но понимаю, что должен успеть сделать это. Ты последний, с кем я бы хотел это обсуждать. Но и единственный. Потому прошу простить мне вольность делиться с тобой своими мыслями.

Я много времени потратил на исследование лжи как объекта, свойственному человеку и социуму, препарировал её причинные и следственные связи, вычислял структурные построения. Однажды (случайно или нет, на всё воля Божья!) я бросил взгляд через стекло новых полученных знаний на … Нет, не на свою прожитую жизнь, не на жизнь рыжего длинноносого короля, и даже не на историю государства франков. Если бы это было так, то тогда я просто посетовал бы на свою мелкую никчёмность и продолжил бы копаться в учёных дефинициях. Но нет. Я взглянул уже по-новому на предмет, который мне всегда был очень интересен, а ты так и вовсе посвятил ему жизнь, не говоря об остальных достойных. Предмет этот -вера, что выстроили наши предки на Слове Христовом, точнее её история, начиная с тёмных веков и до сего дня. Не подумай, я отнюдь не подвергаю сомнению Священную историю от сотворения мира до Вознесения Господня и до того времени, когда апостолы донесли до мира Евангелие. Этого греха за мной нет и никакое следствие его не отыщет. И не потому, что я такой хороший, а потому, что любому дураку, даже учёному понятно, что без Благой вести жизнь на земле пошла бы вспять и человек вернулся бы в состояние зверя. Но речь не об этом.

Со времени оглашения Благой вести, дух человеческий, до того тёмный, вдруг воспрянул и возвысился. Взбудораженные умы людей стали рождать множество самых разных иллюзий. В основе их лежали, конечно, надежды на лучшее. Какие-то из этих надежд именем Христа свершились и превратились в веру. Но с тем же именем Христа каждое новое поколение людей рождало и новые иллюзии. Одна безумней и чудовищней другой. В итоге их стало так много, что дух и буква Слова Христова стали обесцениваться быстрее, чем профили цезарей на монетах. Слава Богу, Константинов собор32

32 Константинов собор – собор, созванный римским императором Константином I; состоялся в июне 325 года в городе Никее и стал первым Вселенским собором в истории христианства.

дал миру Символ веры и тем самым покончил со множеством опасных заблуждений. Со множеством, но не со всеми. Более того, он дал почву для иллюзий новых. Так же поступали и все последующие соборы. Запрещали одни иллюзии и поощряли другие. Во все времена святые отцы полагали, что только они знают истинное Слово, а потому могут судить, что верно соотносится с Ним, а что лживо. Уверенные в своей святости они сами стали отдаляться от Слова истинного, изобретать всё новые иллюзии. И даже объявлять их канонами, обязательными к следованию всеми верующими. Каждый епископ, не говоря уже о папе, считал своим долгом отметиться в толковании Слова и добавить в Него что-то своё, забывая неосознанно или намеренно одну простую вещь. Всё,