Божьи воины - Анджей Сапковский

На первый ночлег остановились в заброшенном селениистарателей, летом добывающих и выплавляющих руду. Для второго ночного отдыха,вскоре после перехода речки, которую он называл Мумлявой, Гвидо Бушбах выбралнебольшую гуральскую деревушку — отрезанную от мира и скрытую в глубоком яредыру с названием Мумлявске Удоли. Рейневан узнал и запомнил название изразговора Шаффа со старейшиной поселка, словно росомаха заросшим седым дядькой.Росомаха был явно напуган, даже паниковал так сильно, что Шафф смилостивился.Вместо того чтобы, по рыцарскому обычаю, наорать и побить, он решил сыгратьроль доброго щедрого господина. Одаренный полугорстью мелких монет Росомахапосветлел как солнышко, а улыбка располовинила его заросшую физиономию такшироко, что даже страшно. Он незамедлительно пригласил рыцаря в свои владения,а по пути пояснил, бормоча, почему он такой напуганный и почему вся деревушка пребываетв страхе. Проносились туточки, пояснил он, недавно оченно грозные, ну, оченногрозные, оченно конные и оченно вооруженные, несколько раз пролетывали, а такиебыли, что уа-ха-ха и боже упаси Памбу. На то, чтобы установить, когда это былоточно, потребовалось некоторое время, однако наконец выяснилось, что случилосьэто позавчера ночью и вчера на рассвете. Сказать, как наездники выглядели и вкакие цвета одеты, крестьянин был явно не в состоянии.

Шафф хмурился, грыз усы, однако неожиданно настроение у негопоправилось. Поправилось у всех. Из домушки Росомахи вдруг повеяло чем-тоневероятно приятным, чем-то божественно и роскошно аппетитным, чем-то заботливои тоскливо домашним, чем-то трогательно и умильно материнским, запахло каким-точудесным, незабываемым, глубоко врезавшимся в память ароматом, ассоциирующимсясо всем, что мило, добро и радостно, таком, что только садись и плачь отсчастья. Говоря иначе и короче: из халупы повеяло топленым жиром и жарившимисяв нем луком и мясом. У Шаффа, его забияк и Рейневана ручьем потекли слезы изглаз, а слюна потекла по зубам с силой горного водопада.

— Кабанчика побил, — пояснил Росомаха. — Потому как это,панове, время...

Хозяин Хойника не дал ему докончить. Полез в колет. Увидевмонеты у него в руке, мужчина аж закачался, раскрыл рот, несколько мгновенийказалось, что начнет выть. Однако он быстро пришел в себя.

— Приглашаю... — выдохнул он, пряча деньги за пазуху. —Угощаться.

— Те, которые здесь вроде бы ездили, — Янко Шафф согналкурицу со стола, — могут быть теми самыми черными всадниками. Ротой Смерти. Номогут быть и людьми Биберштайна. Либо из Тросок от де Бергова. Черти ихпринесли. Что так заупрямятся — не ожидал. Что так уж ты им нужен, Белява.

— Если они на нас... — Вернер Дорфингер, один из хойницкихбургманов, окинул Рейневана угрюмым взглядом, — если они на нас, не приведиГосподи, нападут... Будем за него биться или как?

— Как будет, так и будет, — обрезал Шафф. — А будет то, чтоя решу. Ясно?

Они так объелись жаренными на жире обрезками, что еле-елемогли двигаться, какое-то время казалось, что не проглотят уже ни куска.Выдержали до того момента, когда хозяйка начала вытаскивать из котла кровяные инабитые гречневой кашей колбаски. Едва они остыли, как все накинулись на них,словно голодные волки.

— Господи Боже... — Дорфингер распустил пояс еще на дведырки. — Давно ж я таких колбасок не пробовал... Нет, съем еще, только сначаланадо за овин...

— Кожух прихвати, — посоветовал входящий из сеней РальфМосер, второй бургман из Хойника, отряхивая снег с шапки и воротника. — Попиз-за гроба нам все еще вредит...

— Скорее помогает, — возразил Гвидо Бушбах, пинком отгоняянастырного козла, пытающегося пощипать его голенища. — Потому как если кто-тона нас ополчился, то сразу поймет, куда мы идем. Они могут устроить на насзасаду на Кругоношевой Хале, под Шреницей. Могут поджидать у Боровчаных Скал.Могут захотеть напасть на нас над верхней Шкляркой, прежде чем мы спустимся вдолину Вжосовки... А в пурге и ветре мы, дай Бог, может, как-то и проскочим. Дайте-каеще требушки...

— Дайте и мне. Святой Маврикий, покровитель рыцарей... Прямсладость небывалая. Больше нету?

— Есть, панычек, есть.

— Нате-ка, добрый человек, еще деньжат... Эй! А ты, Белява,куда?

— За овин надо.

— Иди с ним, Мосер. Чтоб ему какая-нибудь глупость в головуне пришла.

— Я ж только что с мороза, — запротестовал бургман. — А кудаему убегать? Зимой, в пургу? К волкам и чудам? На растерзание? Он же не дурак!

— Я сказал — двигайся.

Метель — не метель, волки — не волки, Рейневан незадумывался. Надо бежать, а это единственная возможность. Сейчас, ночью, когдаШафф и его люди обожрались, расслабились и их клонит в сон. В темноте сеней,пока Мосер обменивался несколькими словами и грубыми шутками с возвращающимся Дорфингером,Рейневан схватил кожух. И тяжелую гирю от стоящих там весов.

Двор встретил их холодом и пургой. И темнотой. За овин онишли почти на ощупь.

— Осторожней, — предостерег ведущий Мосер. — Тут где-то плуглежит...

Он споткнулся, с грохотом перевернулся. А когда ругаясь начем свет стоит поднялся на четвереньки, Рейневан уже шел к нему со своей гирей,уже собирался садануть беднягу по затылку. В этот момент на фоне навозной кучимелькнули быстрые тени, раздался глухой удар, Мосер застонал и упал ничком. Вследующий момент в глазах Рейневана разгорелись сто свечей, а в головепрогремела сотня громов. Двор, халупа, овин и куча навоза заплясали и проделалидикий фортель, земля же и небо несколько раз поменялись местами.

Он не упал, поддерживаемый нескольким парами крепких рук. Наголову ему натянули толстый мешок. Руки связали. Потащили. Бросили на седлохрипящего и топающего коня. Конь сразу рванулся в галоп, колотя копытами покамням. У Рейневана зубы стучали и звенели под мешком, он боялся, что откусит себеязык.

— В путь! — скомандовал кто-то хриплым, отвратительно злымголосом. — Вперед, вперед! Галопом.

Вихрь выл и свистел.

в которой Рейневан возвращается в Силезию. С перспективойпрожить не дольше, чем бабочка-однодневка, зато получив еще один повод длямести.

Когда резким рывком у него с головы стащили мешок, Рейневансжался, морщась и зажмурившись. Искрящаяся полоса снега болезненно и полностьюослепила его. Он чувствовал запах дыма и конского пота, слышал топот, храп иржание коней, звон сбруи, шум разговоров, понял, что его окружает много людей.

— Поздравляю, — услышал он прежде, чем начал видеть. —Поздравляю с удачной охотой, господин Дахс. Трудно было?