Приключения Никтошки - Лёня Герзон

Барвинка покачала головой.

– Кастрюля не такой дурак. Он же знает, что я борюсь против мясоедов. Наоборот, он меня сразу заподозрит, и тогда уж ничего не исправишь.

– Тогда… кто же?… – пролепетала Бабаяга. – Я? Малышки кивнули.

– На тебя одна надежда.

– Но я… нет-нет-нет… я же не могу. Как я туда пойду?

– Очень просто! Во-первых, Кастрюля с тобой не знаком. Придешь и скажешь, что ищешь работу поваром. А если попросит продемонстрировать поварское искусство – приготовишь ему свою кашмуху…

– Точно! – согласилась Кнопочка. – Кастрюля ведь гурман. Он, как только хашмуку отведает – сразу ее возьмет.

– Да и к тому же… ты только посмотри на нее…

– Что? – не поняла иностранка. – У меня что-то не так?

– Вот именно, что у тебя ВСЁ так. Даже очень так. Кастрюля тебя как только увидит – сразу растает. Будет делать, что ты скажешь.

– Но… я так стеснясюсь…

– Ты и Мальберта стесняси… тьфу! стеснялась. И Пёрышкина. А теперь смотри, как они нам помогли. И Кастрюля поможет.

– Но… а что я должна буду делать?

– Составим план. Нельзя сразу сильно пересолить все мясные блюда – это быстро раскроется. Надо постепенно…

– Точно! Составим план, – поддержала Кнопочка. На губах ее играла задорная улыбка.

– Но ведь это же… обманство. Разве хорошо обманывать и врать? – спросила Бабаяга.

– Обманство, – передразнила Барвинка. – А что, по-твоему, лучше: обманство или убивство?

– Убивство? Это, что ли, когда убивают?

Малышки кивнули.

– Ну, конечно же, убивать лучше, – сказала Бабаяга.

– Что??

– То есть, тьпфу! Я хотела сказать, обмануть лучше.

– Ну, то-то. Вот ты и будешь обманывать для того, чтобы перестали убивать. Понятно?

– По… понятно. Я попробую… а если поймают?

– Тогда ты пострадаешь за правое дело.

– Попадешь, как кур в ощип, – сказала Барвинка.

– Куда-куда? – переспросила Бабаяга.

– В ощип.

– А что это?

– Это такая поговорка. Куриц ведь перед тем, как приготовить, ощипывают. Ну… отрывают у них перья. Нельзя же с перьями варить или, там, жарить… вот и говорят: попал ты, как кур в ощип – значит, плохи твои дела.

Кнопочка закрыла лицо руками.

– Какой ужас! Надо эту поговорку срочно отменить.

Тут раздался звонок в дверь. Барвинка пошла открывать. Принесли пиццу. На веранду пришла одна из четырех кошек, которые жили у Барвинки дома. Бабаяга боязливо забилась в угол, но Барвинка сказала:

– Не бойся! Она же совсем ручная!

Кошка положила свою огромную морду на стол и хотела уже было полакомиться хашмукой, но Барвинка взяла ее обеими руками за уши и притянула к себе:

– Это что еще за дела? Кто тебе позволил на стол лезть? Я тебе и так дам! Она положила кошке на отдельной тарелочке хашмуку и поставила на пол.

– Вон там и ешь!

А сама, погрузив пальцы в глубокую кошкину шерсть, принялась чесать ей бок. Кошка замурлыкала. Из сада впрыгнула в окно еще одна кошка – и прямо на стол, который едва на сломался под ее огромным весом. На пол упала бутылка из-под сока, но не разбилась.

– Сколько их ни учи – всё бесполезно! – пожаловалась Барвинка.

– А кошки не поддаются дрессировке, – сказала Кнопочка. – Вот собаки – да, а кошки – нет.

Еще две кошки проникли на веранду, и стало так тесно, что малышки сочли за лучшее перебраться в салон, закрыв за собой дверь. Барвинка успела прихватить одну коробку с пиццей. Никого не стесняясь, кошки принялись за хашмуку и вторую пиццу, хватая их лапами прямо со стола и громко мурлыча.

– Не понимаю, как ты это терпишь, – сказала Кнопочка. – Я бы их давно уже на улицу выставила.

– Тебе не понять, ты не любишь животных так, как я, – отвечала Барвинка.

Наевшись хашмуки, а потом и пиццы, всё еще не до конца протрезвевшие от яблочного сока Барвинка с Кнопочкой завалились спать. Так часто бывает, если малышка долго сидит голодная, а потом до отвала наестся каким-нибудь очень вкусным блюдом. Силы покидают ее, и она не может даже дотащиться до кровати. Пришлось Бабаяге нести их по очереди – сначала Кнопочку, а потом Барвинку – на широкий диван, стоявший в другом конце столовой. Укрыв подруг пледом, иностранка выключила свет и тоже прилегла на кушетку возле окна. Но спать не хотелось.

В доме было тихо. Сожрав всю еду, кошки покинули веранду и, перепрыгнув забор, отправились на улицу. Бабаяга прислушивалась к сонному дыханию малышек и к шороху муравьев, прокладывающих дорожку к барвинкиному сахару, который хранился на кухне, в буфете. Наконец Бабаяга встала и потихоньку вышла в сад. Осенний воздух окутал ее, как легкое одеяло в свежевыстиранном прохладном пододеяльнике. Она стояла босиком на влажной земле. Справа возвышались стебли ландышей. Слева, прямо возле лица малышки, качались на тонких ногах спелые ягоды земляники. Бабаяга взяла ягоду обеими руками и, прижавшись к ней носом, вдохнула нежный земляничный аромат.

Небо было усыпано звездами.

– Как в Мерюкряке, – подумала иностранка.

И тут же вспомнила, что ей предстоит стать шпионкой. Она должна будет обманом проникнуть в ресторан этого малыша, Кастрюли. Устроиться на работу. Кастрюля будет ей доверять, а она, она…

– Это подоло, подоло сыпать в еду соль, – шептала по-мерюкрякски Бабаяга. – Я стану подольцом. То есть, не подольцом, а подолюкой. Нет, я не могу это делать. Я откажусь.

И малышка представила себе, как она завтра утром подойдет к Барвинке и скажет:

– Знаешь… извни, но я не могу.

Или нет. Лучше она подойдет к Кнопочке. А Кнопочка ей скажет:

– Конечно, ты имеешь право отказаться. Каждый решает сам за себя. Тут появится Барвинка и спросит, в чем дело. Кнопочка ей объяснит. И Барвинка посмотрит ей, Бабаяге, в глаза.

– Ну и что?! – топнула вдруг малышка сама на себя ногой. – Пусть она смотрит куда хочет, хоть в глаза, хоть в уши! Нечего за меня решать! Тут решаю я!

Бабаяга подняла глаза к звездному небу. Звезд было ужасно много.

– Неужели на каждой такой точке живут коротышки? – подумала она. – А может, они вовсе не коротышки, а огромные великаны? С гору. Или, наоборот, размером с тлю. Они, наверно, совсем не похожи на нас. Наверно, у них по пять рук и по десять ног, а может быть, даже по три головы или еще чего-нибудь, что мы даже не знаем, как называется… а может быть, одно из них сейчас так же, как и я… подняло голову и смотрит на небо. Выходит, мы смотрим друг на друга? Только не видим? Слишком далеко, – вздохнула малышка. – А вдруг на этой, вон на той желтенькой, такой яркой, звездочке какое-нибудь существо уже знает о нашей Земле? И готовится прилететь к нам. Всё может быть. Может быть, оно глядит на нас в свой огромный телескоп, и, может быть, оно нашло нас вполне аппетитными для себя. Кто знает? И вот оно снаряжает космический корабль, чтобы прилететь сюда. И полакомиться. Мало ли, где может приземлиться этот корабль? Может, в Мерюкряке, а может, и в Цветограде. Но другое существо, может быть, его сейчас отговаривает. Оно говорит ему: «Не надо. Ведь они тоже хотят жить». Но, если я посолю чью-нибудь котлету – этим я, быть может, спасу какое-нибудь живое существо. Котлетёнка. То есть, тьфу, поросенка. Я сделаю это. Пусть я буду рисковать, пусть меня поймают и охотник Патрон надерет меня за волосы. Хотя издали он мне показался таким милым коротышкой, но ведь я с ним ни разу не разговаривала. Кто знает, может быть, в гневе он ужасен и не контролирует себя. Зато я кого-нибудь спасу. Я даже не знаю, кто это будет. Цыпленок, курица или свинья – мать множества поросят.