Мао Цзэдун - Александр Панцов

Председательствовал на совещании член Временного бюро и бывший секретарь хунаньского парткома Ли Вэйхань, которого Мао знал еще по обществу «Обновление народа». Первым с докладом выступил Ломинадзе, который подверг китайских коммунистов резкой критике, подчеркнув, что КПК совершила «большие ошибки», причины которых лежат «очень глубоко». После этого Ли Вэйхань попросил присутствующих высказываться.

Мао выступил первым и тут же поддержал представителя Коминтерна. Сделать ему это было нетрудно, так как он давно уже, как мы знаем, требовал радикализации политики партии и часто оказывался в оппозиции Чэнь Дусю. Все знали, как горячо он агитировал за глубокую аграрную революцию. И вот его час, казалось, пробил. Конечно, он начал с «ошибок» прежнего руководства в вопросе о крестьянском движении. «Широкие массы внутри и вне партии хотели революции, — сказал он, — и тем не менее партийное руководство не было революционным; скорее оно занимало контрреволюционные позиции». При этом он, правда, к чести своей, ни разу не назвал Чэнь Дусю по имени. (Это, кстати, была общая позиция деятелей партии: никто из китайцев, присутствовавших на совещании, Чэня персонально не критиковал. Несмотря на негативное отношение к нему со стороны Сталина, Чэнь оставался для всех них «главой семьи». Лично Чэня атаковал только Ломинадзе.)

Покончив с критикой, Мао перешел затем к основным задачам партии. И здесь впервые на таком высоком официальном уровне высказал то сокровенное, что волновало его в последнее время больше всего. А именно: заявил о необходимости уделять исключительное внимание военному фактору: «Мы упрекали [Сунь] Ятсена за то, что он занимался только военными делами, — и делали все наоборот: занимались не военным движением, а одним лишь массовым движением. И сейчас, хотя мы и [стали] уделять [военному фактору] внимание, у нас по-прежнему нет ясно выверенной концепции. [Но] восстания осеннего урожая, например, невозможны без вооруженной силы. Наше совещание должно уделить этому серьезное внимание… С этого момента нам следует уделять величайшее внимание военным делам. Мы должны знать, что политическая власть рождается из дула винтовки»103. Для того времени это звучало нетривиально и даже в какой-то мере небольшевистски. Ведь Коминтерн всегда учил коммунистов всех стран тому, что в революционном движении надо главным образом опираться на народные массы — в первую очередь на индустриальных рабочих, а затем — на беднейших крестьян. Это звучало красиво и соответствовало канонам марксизма. А то, что реальный большевистский опыт (Октябрьское восстание и Гражданская война) говорил об обратном — о решающем значении именно военного фактора, игнорировалось: нельзя же было в самом деле представлять «Великую социалистическую революцию многомиллионных масс российского пролетариата» как некий военный переворот!

После того как выступили все желающие (их было немного: вместе с Мао — пять человек), был заслушан самокритичный доклад Цюй Цюбо. После этого приступили к обсуждению трех резолюций: о борьбе крестьянства, рабочем движении и по организационным вопросам, а также длиннющего «Обращения ко всем членам партии», которое подготовил Ломинадзе и которое Цюй Цюбо заранее перевел. И вновь Мао взял слово.

Говорил он немного: минут пять, но и это его выступление имело большое значение — по крайней мере для него самого. Сохраняет оно особую важность и для нас с вами, ибо в нем Мао смог как нельзя более цельно выразить свои основные взгляды в крестьянском вопросе, как бы суммировав весь свой опыт работы в деревне. Вот что он сказал: «1. Надо несомненно установить критерий для определения крупных и средних дичжу. В противном случае мы не будем знать, кто крупный, а кто мелкий дичжу. С моей точки зрения, мы могли бы взять как предел 50 му [то есть 3,3 га]; участки свыше 50 му должны быть все конфискованы, вне зависимости от того, плодородна земля или нет. 2. Вопрос с мелкими дичжу — центральный вопрос аграрного вопроса [вот так коряво он и сказал]. Трудность состоит в том, что, если мы не конфискуем землю мелких дичжу, крестьянские союзы должны будут прекратить свое существование. Ведь есть много мест, где нет крупных дичжу. Поэтому, если мы хотим полностью уничтожить систему дичжу, нам надо применить определенный метод к мелким дичжу. Мы должны сейчас же разрешить вопрос с мелкими дичжу, поскольку только так мы можем успокоить народ. 3. Вопрос с крестьянами-собственниками. Права на землю, которыми обладают богатые крестьяне и середняки, — различны. Крестьяне хотят атаковать богатых крестьян, поэтому надо ясно определить [наш] курс. 4. Вопрос с бандитами — очень большой вопрос. Так как тайных обществ и бандитов очень много, нам надо иметь в отношении них [определенную тактическую линию]. Некоторые товарищи полагают, что мы просто можем использовать их. Это метод [Сунь] Ятсена, которому мы не должны следовать. Если мы осуществим аграрную революцию, тогда, несомненно, мы сможем руководить ими. Мы, несомненно, должны относиться к ним как к нашим братьям, а не как к гостям [хакка]»104.

Вот так, выступая в прениях, Мао вроде бы мимоходом представил, по существу, всю основную программу своей дальнейшей революционной борьбы. Ведь все, что он сказал в этих двух небольших выступлениях, сводилось к следующему: нам надо создавать армию из бандитских, бедняцко-пауперских и люмпенских элементов, которые можно привлечь на нашу сторону только путем конфискации земли как дичжу, так и крестьянства. (Ведь под категорию «зажиточного крестьянина» мог попасть в глазах люмпена любой трудящийся земледелец.) Всего лишь через три года он выразит эти мысли в весьма лаконичной формуле: «Взять у тех, у кого много, и дать тем, у кого мало; взять у тех, у кого земля жирная, и дать тем, у кого земля скудная!» Следовать этому принципу он будет всю свою жизнь (с определенными вариациями, конечно).

Экстремизм Мао был настолько циничен, что вызвал возражения даже со стороны не отличавшегося мягкосердечием Ломинадзе. «Нам надо нейтрализовать городскую мелкую буржуазию, — заявил он, — если же мы начнем конфисковывать всю землю, то городская мелкая буржуазия будет колебаться и выступит против нас… Что же касается вопроса о тайных обществах, поднятого Дуном [Мао Цзэдуном], то мы… не будем использовать [такие общества]»105.

Критика Ломинадзе, правда, носила дружеский характер: ну, перегнул «товарищ Дун» палку немного, но ведь он же свой, проверенный, левый! Не то что «оппортунист» Чэнь Дусю! Так же к выступлениям Мао отнеслись и другие. А Цай Хэсэнь, задыхаясь от приступа астмы, даже бросился защищать друга детства. Он предложил ввести его в состав Политбюро как человека, который «не был согласен с политикой ЦК в крестьянском вопросе» и являлся «представителем течения, требовавшего немедленного осуществления аграрной революции». В результате имя Мао было добавлено в список членов и кандидатов в члены Временного политбюро, предварительно составленный Ломинадзе. По итогам голосования Мао был избран кандидатом в члены этого органа, который должен был возглавлять партию вплоть до созыва очередного VI съезда. Последний планировалось провести через полгода. Кроме Мао во Временное политбюро вошли еще пятнадцать человек: девять членов и шесть кандидатов, в том числе хорошо знакомые нам Цюй Цюбо, Ли Вэйхань, Пэн Бай, Дэн Чжунся, Чжоу Эньлай, Чжан Тайлэй, Чжан Готао и Ли Лисань. Интересно, что Цай Хэсэнь избран не был106.