Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

— Какую просьбу? — удивилсяФандорин, уверенный, что у белоглазого бред. — И как вы можете спасти мнежизнь?

— О просьбе после. Вы обречены. Спастимогу только я. Вас убьют ваши же начальники. Они вас вычеркнули. Из жизни. Я несмог вас убить. Другие сделают это.

— Чушь! — воскликнул Эраст Петрович,но под ложечкой противно засосало. Куда подавалась полиция? Где Караченцев?

— Давайте так. — Раненый облизнулсерые губы. — Я говорю, что вам делать. Если вы мне верите, то выполняетепросьбу. Если нет — нет. Слово?

Фандорин кивнул, заворожено глядя на человека,явившегося из прошлого.

— Просьба такая. Под кроватью портфель.Тот самый. Его никто искать не будет. Он всем только мешает. Портфель ваш. Тамже конверт. В нем пятьдесят тысяч. Конверт отошлите Ванде. Сделаете?

— Нет! — возмутился коллежскийасессор. — Все деньги будут переданы властям. Я не вор! Я чиновник идворянин.

Ахимас прислушался к тому, что происходило сего телом. Кажется, времени остается меньше, чем он думал. Говорить становилосьвсе труднее. Успеть бы.

— Вы никто и ничто. Вы труп. —Силуэт сыщика начинал расплываться, и Ахимас заговорил быстрее. — Соболевприговорен тайным судом. Императорским. Теперь вы знаете всю правду. За это васубьют. Государственная необходимость. В портфеле несколько паспортов. Билеты напарижский поезд. Отходит в восемь. Успеете. Иначе смерть.

В глазах потемнело. Ахимас сделал усилие иотогнал пелену.

Соображай быстрей, поторопил он. Ты умный, а уменя уже нет времени.

Белоглазый говорил правду.

Когда Эрасту Петровичу это стало окончательноясно, он покачнулся.

Если так, он — конченый человек. Лишился всего— службы, чести, жизненного смысла. Негодяй Караченцев предал его, послал наверную смерть. Нет, не Караченцев — государство, держава, отчизна.

Если остался жив, то лишь благодаря чуду.Точнее Масе.

Фандорин оглянулся на слугу. Тот таращилглаза, приложив руку к ушибленному виску.

Бедняжка. Никакая голова, даже самая чугунная,такого обращения не выдержит. Ах, Маса, Маса, что же нам с тобой делать? Связалты свою жизнь не с тем, с кем нужно.

— Просьбу. Обещайте, — едва слышнопрошептал умирающий.

— Выполню, — нехотя буркнул ЭрастПетрович. Белоглазый улыбнулся и закрыл глаза.

Ахимас улыбнулся и закрыл глаза.

Все хорошо. Хорошая жизнь, хороший конец.

Умирай, приказал он себе.

И умер.

Вокзальный колокол ударил во второй раз, илокомотив «эриксон» нетерпеливо засопел дымом, готовый сорваться с места ипобежать по сияющим рельсам вдогонку за солнцем. Трансевропейский экспресс«Москва — Варшава — Берлин — Париж» готовился к отправлению.

В спальном купе первого класса (бронза —бархат — красное дерево) сидел мрачный молодой человек в испачканном, порванномна локтях кремовом пиджаке, невидящим взглядом смотрел в окно, жевал сигару итоже попыхивал дымом, но, в отличие от паровоза, безо всякого энтузиазма.

Двадцать шесть лет, а жизнь кончена, думалотъезжающий. Всего четыре дня назад вернулся, полный надежд и сил. И вотвынужден покидать родной город — безвозвратно, навсегда. Опороченный,преследуемый, бросивший службу, изменивший долгу и отечеству. Нет, неизменивший, это отечество предало своего верного слугу! Хороши государственныеинтересы, если честного работника сначала превращают в бессмысленный винтик, апотом и вовсе собираются уничтожить. Читайте Конфуция, господа блюстителипрестола. Там сказано: благородный муж не может быть ничьим орудием.

Что теперь? Ославят, выставят вором, объявятрозыск на всю Европу.

Впрочем, вором не выставят — про портфельпредпочтут не поминать.

И в розыск тоже не объявят, им огласка ни кчему.

Будут охотиться, рано или поздно найдут иубьют. Трудно ли найти путешественника, которого сопровождает слуга-японец? Акуда Масу денешь? Один он в Европе пропадет.

Где он, кстати?

Эраст Петрович вынул брегет. До отправленияоставалось две минуты.

На вокзал приехали вовремя, коллежский асессор(собственно, уже бывший) даже успел отправить в «Англию» некий пакет на имягоспожи Толле, но без четверти восемь, когда уже сидели в купе, Масавзбунтовался: заявил, что голоден, что есть в вагоне-ресторане куриные яйца,мерзкое коровье масло и сырое, пропахшее дымом свиное мясо решительноотказывается, и отправился на поиски горячих бубликов.

Колокол ударил в третий раз, паровоз бодро,полнокровно загудел.

Не заплутал бы, пузырь косолапый. Фандоринобеспокоено высунулся в окно.

Вон он, катится по платформе с бумажнымкульком изрядного размера. Голова замотана белым с двух сторон: шишка назатылке еще не прошла, а теперь и на виске кровоподтек.

Но кто это с ним?

Эраст Петрович прикрыл ладонью глаза отсолнца.

Высокий, худой, с пышными седыми бакенбардами,в ливрее.

Фрол Григорьевич Ведищев, личный камердинеркнязя Долгорукого! Он-то что здесь делает? Ах, как некстати!

Ведищев заметил, замахал рукой:

— Господин Фандорин, вашевысокоблагородие! Я за вами!

Эраст Петрович отпрянул от окна, но тут жеустыдился. Глупо. И бессмысленно. Да и разобраться надо, что за чудеса такие.

Вышел на перрон, держа портфель под мышкой.

— Уф, еле поспел…

Ведищев отдувался, вытирая пестрым платкомраспаренную лысину.

— Едемте, сударь, их сиятельство ждут.

— Но как вы м-меня нашли?

Молодой человек оглянулся на вагон, медленнотронувшийся с места.

Что ж, пусть себе. Какой смысл бежать пожелезной дороге, если маршрут известен властям? Дадут телеграмму и арестуют напервой же станции.

Придется выбираться из Москвы как-то иначе.

— Не могу я к его сиятельству, ФролГригорьевич. Мои обстоятельства таковы, что я вынужден покинуть службу… Я… Ядолжен срочно уехать. А князю я все объясню в п-письме.

Да-да! Написать обо всем Долгорукому. Пустьхоть кто-то узнает подоплеку этой страшной и неприглядной истории.