Моя мужская правда - Филип Рот

— Источник твоей боли — ложь. Ложь — причина отвращения, которое ты сама к себе испытываешь.

— Чушь собачья. — И она выпустила мои пальцы. — Отвращение ко мне испытываешь ты. И хочешь моей смерти, чтобы избавиться от алиментов. Но я не умерла. И плевать хотела на алименты.

— Да катись все это к черту!

— Я не против, — улыбнулась Морин и закрыла глаза. Не навсегда. Просто задремала от слабости.

Я вышел в коридор.

В холле реанимационного отделения рядом с Флосси Кэрнер стоял крупный белокурый мужчина; ботинки с квадратными носами начищены до блеска, модный дорогой костюм сидит как влитой. От красавчика так и разило здоровьем. Видно было, что у него-то все в порядке. Типичный детектив, в любом фильме о полицейских обязательно есть такой… Потом я обратил внимание на бронзовый загар и догадался: и этот тоже вернулся из Пуэрто-Рико!

Он протянул мне широкую загорелую руку. Мягкие широкие манжеты рубашки; золотые запонки; уверенное пожатие. Благородство. Спокойствие. Аристократизм. Где она только его подцепила? Чтоб захомутать такого, нужна моча как минимум от герцогини!

— Билл Уокер, — представился плейбой, — я прилетел сразу же, как смог. Что она? Может говорить?

Уокер! Дорогой мой предшественник, обещавший после женитьбы оставить мальчиков в покое, но не сдержавший слова. Бог мой, он просто ослепителен. Я и сам (по меркам ашкенази) далеко не урод, но куда мне до Уокера!

— Опасности нет. Она уже говорит. Почти не отличишь от прежней.

Он улыбнулся тепло и широко, как будто язвительная шутка ему понравилась. А он и не заметил никакой шутки — просто был искренне рад, что Морин жива.

— Да уж, ничего не скажешь, ока умеет выбирать мужчин! — оценивающе разглядывая нас, воскликнула Флосси, тоже несказанно обрадовавшаяся моей информации.

Я вспыхнул. Выбрав Уокера, а потом меня, Морин только показала свою всеядность. А вот как, интересно, мы могли выбрать ее?

— Может быть, где-нибудь выпьем и побеседуем? — предложил Уокер.

— Извините спешу, — ответил я. Такой ответ дал бы Шпильфогелю пищу для размышлений.

— Если будете в Бостоне, — Уокер вытащил из жилетного кармана визитную карточку, — или захотите связаться со мной по поводу Мор, вот мои координаты.

— Благодарю. — Визитная карточка свидетельствовала, что Билл в настоящее время работает на телевидении. Неужели он действительно озабочен судьбой «Мор»?

— Мистер Уокер, — обратилась к нему Флосси, лучась радостью от того, что Морин вне опасности, — мистер Уокер, вы не могли бы… — Она вытащила из сумочки листок бумаги. — Я бы не стала вас беспокоить, но это для моего племянника. Он собирает автографы.

— Как его зовут?

— Вы так добры! Его имя Бобби.

Уокер что-то размашисто написал на листке.

— Питер, — мисс Кэрнер чуть смущенно улыбнулась мне, — может быть, и вы не откажете? Раньше, пока с Морин все было не ясно, я, конечно, не осмеливалась, но сейчас… — Она протянула мне тот же листок.

Я без слов поставил подпись, подумав: ей бы еще автограф Мецика, и будет полный состав. Или тут не глупость старой девы, а ловушка? Очередная западня? Флосси и Уокер, сговорившись, затеяли что-то? А может быть, выполняют чье-то задание? Чье? Поди разберись.

— Кстати, — прервал мои размышления Уокер, — я в восторге от «Еврейского папы». Прекрасный материал. Думаю, вы совершенно верно ухватили смысл моральной дилеммы, стоящей перед американскими евреями. Когда можно ожидать продолжения?

— Сразу же, как только мне удастся вышвырнуть из головы реанимируемую суку.

(Флосси так никогда и не смогла до конца поверить своим ушам.)

— Да вы что? — еле сдержался Билл. Низкий голос глухо дрожал от подавляемого гнева. — Ей через многое пришлось пройти, этой девочке, но все-таки она не сломалась и выжила. Пытается выжить.

— Я тоже немало перенес, дружище. Из-за нее, Билли. — Лоб и щеки покрылись испариной, руки дрожали; давайте поставим памятник «этой девочке».

— Вы-то, конечно, перенесли, — с холодным сарказмом произнес Уокер. — Своя рубашка, как говорится, ближе к телу.

Что относится и к другому белью. — Его губы презрительно дернулись.

— Как?! И это говорите мне вы, который…

— Мистер Уокер, Питер выбит из колеи происшествиями последних дней! — поспешно вклинилась между нами Флосси.

— Будем считать так, — сказал Билл и решительно направился к столику медсестры, крупной симпатичной девушки лет двадцати, до того тактично не обращавшей на нас внимания. — Я Уокер. Доктор Маас…

— Да, да. Пройдите к больной. Только ненадолго.

— Благодарю.

— Мистер Уокер, — приподнялась, заалев, со своего места медсестра, — не дадите ли и мне автограф?

— С большим удовольствием, — ответил он, склонившись над столом, — ваше имя?

— Джекки, просто Джекки. — Медсестра покраснела еще пуще.

Уокер подписался на подсунутом квитке и пошел в палату.

— Кто он? — спросил я у Флосси.

— Разве вы не знаете? — удивилась она. — Муж Морин. Между вами и этим… мистером Мециком.

— И по этой причине все хотят его автографов? — хмыкнул я.

— Вы серьезно?

— Вполне.

— Да он же из бостонской команды «Хантли — Бринклей»[145]! Репортажи с места событий для шестичасовых новостей. Его портрет напечатан на обложке последнего «Спутника телезрителя»! А раньше мистер Уокер играл в шекспировском театре.

— Тогда ясно.

— Питер, я уверена, что не Морин позвала его сюда. Не надо ревновать. Он просто хочет ей помочь по старой памяти.

— И это с ним она ездила в Пуэрто-Рико.

Деморализованная моим справедливым утверждением, Флосси лишь слабо повела плечами. Требовалась иная сила духа, чтобы удерживать в равновесии, как ей явно мечталось, силы натяжения, управляющие нашим сюжетом, в котором мисс Кэрнер увязла по уши. Она следила за коллизиями мыльной оперы; вдруг — бах! — является Фортинбрас. «Уберите трупы». Хорош шекспировский театр!

— В общем… — прервала Флосси затянувшееся молчание.

— И, должно быть, целом.

— Вы правы. В общем и целом, они, я так, во всяком случае, думаю, вместе были в Пуэрто-Рико. А с кем она еще могла поехать? После того, что было у вас с Карен…

— Понимаю, — сказал я, натягивая пальто.

— Но ревность неуместна. Они — как брат и сестра, ничего больше. Просто кто-то близкий протягивает руку помощи. Она давно поняла, клянусь вам, что его волнует только карьера. Он, конечно, может просить ее вернуться, хоть до второго пришествия умолять, но Морин никогда не свяжет судьбу с человеком, для которого не существует ничего, кроме работы. Это чистая правда. А с вами — свяжет. Совершенно уверена.