Что мы пожираем - Линси Миллер

– Я это чувствую, – сказал Бэзил. – Мой благотворец дрожит от страха. Он никогда ничего не боялся.

Мы направились к церковным воротам. Сафия осталась на каменной дорожке в нескольких шагах позади нас. Хана перезарядила револьвер, и я указала на Грешного, который наблюдал за нами, но не нападал. Дорожка из белых астр спиралью поднималась из травы. Грешный попятился от нее.

Из-за поворота показалась вереница детей; все были одеты в одинаковые простые платья сиротского приюта Болот. Ни один из них не сбился с пути. Ребенок, что шел впереди, нес букетик зеленых хризантем.

Увидев нас, они ускорили шаг. Мы с Бэзилом бросились вперед и открыли ворота. Первая девочка остановилась на дрожащих ногах, и Мак поднял ее. Ей было не больше четырех лет.

– Мы заблудились, – сказала она, шмыгая носом, – но за нами вернулась Фран.

Бэзил застонал.

– Карлоу укрепляла мосты через Язык, чтобы люди могли добраться до Незабудок.

– Вы, должно быть, очень храбры и умны, раз смогли проделать весь этот путь, – сказал Мак. Он указал на несколько порезов на ее ногах, и Бэзил залечил их, пока девочка отвлекалась. – Что случилось?

Мы с Ханой впустили остальных детей и Сафия начала суетиться вокруг них.

– Мы были одни, – сказала она. – А потом – не были.

Дверь открылась.

– Фрэн заставила нас закрыть глаза, – сказал другой ребенок. Его темная кожа была испачкана чужой кровью.

– Это был дерьмовый план, – крикнула Карлоу с края площадки, и ребенок постарше рядом с ней закрыл уши малыша, который стоял возле него. – Когда появились Грешные, все жители города напугались до полусмерти. А они просто смотрят.

– Ну, – сказала Хана, глядя на Сафию, – у Карлоу точно есть кровь. Да ведь?

– Последний раз, когда я проверяла, – сказала Карлоу, подталкивая последнего из детей вперед, – у меня была кровь.

Она повернулась, чтобы закрыть ворота, и замерла. Вокруг металла обвилась лоза, на которой расцветали голубые розы. По тропинке медленно шел Грешный суверен, который носил личину Крика. На руках он нес ребенка.

– Одного потеряли, – сказал он, останавливаясь на границе с церковью. – Здравствуй еще раз, Франциска.

Карлоу отшатнулась.

– Ты мертв.

– Я не могу умереть, – сказал Грешный суверен. – Однако Делмонд Крик мертв уже около двух лет.

Он поставил ребенка на землю, погладил его по голове и подтолкнул к воротам. Карлоу открыла ворота, пряча ребенка за собой. Бэзил схватил его, и я попыталась оттащить Карлоу назад. Она стряхнула мои руки.

– Будет легче, если вы пригласите меня войти. – Красные глаза Грешного суверена скользнули по освященной земле. – Пожалуйста?

Никто из нас не произнес ни слова, и он усмехнулся.

Грешный суверен перешагнул границу церковной территории. Плоть на его ноге вспузырилась, кожа начала шелушиться и развеваться как лепестки на ветру. Его кровь текла вверх алыми реками, а рога, покрытые мшистым зеленым бархатом, выпали из его головы. Его светлые волосы клочьями летели на землю. Темно-коричневые пряди, похожие на ветви ивы, заменили его. В ранах, оставленных освященной землей, расцвела ласточкина трава.

Мак сделал выстрел. Деревянный болт расправил крылья и улетел.

– Этот подарок не для тебя, Лорена Адлер. А для того, кто должен был получить его давным-давно, – сказал Грешный суверен. – Мой маленький шип, Франциска Карлоу. Проклятие не предназначалось для тебя.

Карлоу выхватила из кармана нож и прижала его к своей руке. Виноградные лозы обвились вокруг ее ног и повернули ее с ног на голову. Бэзил и Сафия бросились на помощь. Я схватила их, заставляя остановиться. Виноградные лозы притянули Карлоу в протянутые руки Грешного суверена.

– Подождите, – прошептала я. – Он сказал, это подарок.

– Франциска, – медленно произнес он, позволяя ей вырваться и ударить его, – есть только один способ снять твое проклятие. Ты понимаешь?

Она замерла.

– Способ всегда только один.

Он погрузил руку ей в грудь. Ее грудина треснула так громко, что по округе разнесся звон. Сафия всхлипнула. Хана метнула свой короткий меч, лезвие по самую рукоять погрузилось в грудь Грешного суверена. Он даже не поморщился.

– Как грубо, – пробормотал Грешный суверен. – Мы так долго были друзьями, и вот как вы меня приветствуете?

Он положил Карлоу на землю. Рана в ее груди зияла темнотой, слишком глубокой, чтобы быть естественной, на освященную землю. Вокруг нее цвели розы.

– Самые скучные цветы, – вздрогнула я. – Все это время ты владел Делмондом Криком.

– Когда он выполнил условия своего проклятья и умер, у него пропала необходимость в этом теле. Завладеть им было единственным способом войти в этот мир до открытия Двери. – Он усмехнулся. – Разумеется, я наблюдал. Это проклятие должно было исчезнуть десятилетия назад. Оно должно было покарать первоначального получателя, а не пытать ее близких, никак не связанных с ее действиями.

– Что? – Бэзил прикрыл рот рукой. – Но нет, нет, как…

– Если хотите, можете звать меня Криком, но я – Грешный суверен Удушающих Лоз, и предпочитаю, чтобы меня называли именно так, – сказал он.

На левой стороне его груди расцвел мак. Лоз сорвал его и вставил в грудь Карлоу – нежно, намного нежнее, чем я ожидала.

Она снова начала дышать.

– Франциска? – пробормотал он.

Она всхлипнула и отползла от него, упав в наши объятия. Лоз поморщился. Бэзил взял ее лицо в ладони, пока Сафия осматривала ее.

– Все в порядке, – сказал Бэзил, – с тобой все в порядке.

Карлоу моргнула. У нее были карие глаза и белые зрачки.

– Карлоу? – мягко сказала я и опустился на колени рядом с ней. – Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно. – Она перевела взгляд с меня на Лоза. – Ты был в Крике. Ты был Криком?

– Да, – Лоз отстранился, сцепив руки за спиной. – Я снял с тебя проклятие. Мне жаль, что это не повлекло за собой моего убийства, но если хочешь, можешь попробовать это сделать.

– Сердце – это сад, – прошептала она и коснулась уголков глаз, как будто могла почувствовать разницу. – Я не хочу пытаться. Я хочу это сделать.

– И конечно ты бы это сделала, ты, невыносимая трудяга, – сказал Лоз. – Я дам тебе любое будущее, какое ты пожелаешь, включая мою смерть. А теперь иди. Планируйте свое десятилетие и знайте, что вы можете на меня рассчитывать.

Мы вошли в церковь. Он задержался на краю территории, часовой среди Грешных, наблюдающих за нами с открытыми в ожидании ртами.

Один за другим мы пришли посмотреть на конец света, разворачивающийся за пределами этих земель. Туман окутал отродья, наблюдавшие за происходящим; их голодные глаза мерцали в нем как свечи, мерцающие в темноте. Мои творцы все еще молчали, их отсутствие болью отдавалось у меня в костях. Я слишком много времени провела на ногах. У меня не было сил от усталости и горя. Я слишком устала, чтобы остановиться. Слишком устала, чтобы спать.