Ладья - Дэниел О’Мэлли

Пока она осторожно ослабляла его хватку, Габбинс бросился на одного из близнецов Гештальта и затеял чудовищно искаженный бой. Тогда подключился второй близнец, и Мифани внезапно поняла, как Гештальт повысился до ладьи. Мифани завороженно наблюдала, как один разум, управляя двумя телами, вел безупречный рукопашный бой. Затем присоединился и третий брат, нанося удары с молниеносной скоростью, и все трое стали атаковать одновременно. Мифани видела, что Габбинсу приходилось туго, даже при том, что он выгибал свое тело в самые невозможные позы. Он ударил наотмашь одного брата, но тут же получил кулаком в живот. Изгибаясь, Габбинс стоял то на одной ноге, то на двух руках, превращался в размытое пятно, отчаянно раздавая удары телам своего коллеги по Правлению.

Тедди Гештальт сделал выпад и ухватил коня за лацканы его смокинга. Габбинс обхватил руками запястье и локоть обидчика и резко крутанулся вокруг собственного позвоночника, взметнув Гештальт в воздух. Тут Мифани заметила, как Алекс Гештальт не глядя вытянул руку, и двое братьев ухватились друг за друга, после чего Алекс, будто воздушный гимнаст, поймал Тедди в воздухе. Сделав сальто, Тедди мягко приземлился на землю, развернулся и снова ринулся на Габбинса.

Конь ударил с ноги, и Тедди кувыркнулся в воздухе над ним, сумев при этом отвлечь Габбинса достаточно, чтобы остальные братья схватили его и всадили по кулаку ему в живот. Конь поник, и братья принялись забивать его до смерти.

Три кулака, точно три молота, били одновременно, превращая череп Габбинса в крошащееся месиво.

Позади них раздался рев: из толпы нападавших, разбрызгивая капельки крови, вырвался Алрич. Его кимоно было изорвано в клочья, руки ужасно изранены, сам он выглядел, как ангел-мститель в разгар бойни. Ощерившись, слон двинулся в сторону рукопашной, и его длинные конические пальцы сами собой загнулись в когти.

Тогда Гештальт проявил потрясающую сообразительность и предпочел обратиться в бегство.

В четырех разных направлениях.

– Они разбегаются! – закричала Шонте, все так же не выпуская Уоттлмена.

– Не то слово, – прохрипела Мифани.

Ей наконец удалось отодрать пальцы мужчины от своей шеи и вдохнуть полной грудью. Сделав это, она изо всех сил запустила свои мысли, чтобы поймать всех четверых. От приложенного усилия у нее в голове вспыхнула мигрень, но она их удержала. Четыре тела споткнулись на бегу, хотя она и чувствовала, как с ней пытался бороться их единый разум. Она затянула свою паутину, и на ее лице возникла легкая довольная улыбка. Гештальт был в ее власти. Она его поймала, и сбежать он не мог никак: больше не было тел, в которых он бы скрылся, и не было других братьев и сестер, которые могли бы заступиться за своего.

Но в следующий миг разум внезапно исчез – как будто испарился. Умственная активность просто взяла и прекратилась.

– Чего? – выкрикнула Мифани, пораженно ослабляя свою хватку.

Она лихорадочно окинула территорию мысленным взором, но не обнаружила ни малейшего следа предательской ладьи. У братьев были перекручены ноги, но теперь они вдруг вправились на место. Куда бы ни пропал разум Гештальта, он вернулся и тела прямо сейчас сбегали. Мифани изо всех вытянула щупальца своей психики и – уловила одного из близнецов. И взяв его в объятия своего разума, вывернула его чувства, исказив восприятие таким образом, чтобы он врезался прямо в стену и потерял сознание.

«Выкуси, урод».

Служащие тоже разбегались, и остальные тела Гештальта потерялись в толпе. Но только до тех пор, пока Алрич не пустился невероятным образом через весь зал, сбивая людей, словно кегли. При этом слон зацепил одного брата за плечо, рванул вверх, крутанул и со страшной силой стукнул о пол. Второй близнец споткнулся о мертвого секретаря, но все же сумел добраться до двери. И исчез вместе с Элизой, а служащие-изменники – те немногие, кого не сразил Алрич, – заблокировали проход, не дав никому погнаться за бежавшей ладьей.

Мифани, воздействовав на ноги служащих, оттеснила их в сторону, и Алрич сумел выглянуть из-за двери.

– Они ушли, – сообщил он сухо.

– Черт! – выругалась Мифани, осев на землю. И тяжело вздохнув, спросила: – Кто-нибудь может снять с меня этого чувака?

– В общем, слон Моралес вернулась в Майами, она в безопасности, – сообщила Шонте, складывая свой мобильный. – Начальство говорит мне завтра улетать в Штаты и доложить о решениях, которые вы примете сегодня. – Она опустилась на диван рядом с Мифани и сбросила с ног туфли. К ним тактично приблизился официант. – Я буду джин-мул, – сказала американка. Официант любезно поклонился и перевел взгляд на Мифани.

– Да, я тоже, – проговорила Мифани, стараясь не замечать доктора, хлопотавшего над ее лодыжками.

Сразу после того, как наступил хаос, она задумалась, не следует ли отправить глав Шахов в безопасное укрытие. Не стоит ли доложить премьер-министру? Но Фарриер отмела ее предложения («до тех пор, пока мы не решим, что именно говорить») и вместо этого все перебрались в соседнюю приемную, похожую на бальный зал, но отличавшуюся отсутствием крови и трупов. Сейчас в этой комнате находилось десять человек из числа участников ужина и четыре врача, которые теперь за ними ухаживали.

В бою выжило всего трое верных служащих. Ингрид и одна из секретарей Габбинса мялись у стены, отказываясь от многократных предложений разных членов Правления присесть. Леди Фарриер сидела рядом с телохранителем Уоттлмена, высоким рыжеволосым мужчиной, и у обоих был синяк под глазом. В руках они держали одинаковые коктейли и выглядели одинаково недовольными.

– Просто не могу поверить, что на официальном мероприятии Шахов погибло больше двадцати пяти человек! – кипел Уоттлмен. Старик справился с ранением в голову и теперь словно был раздражен тем, что остальные не сделали того же. – Такой бойни на территории Шахов не случалось со времен… времен… – Он посмотрел на Мифани, ожидая подсказки.

«Я тут что, еще и за историка?» – подумала она гневно.

Она покопалась в памяти, пытаясь найти какую-нибудь подходящую информацию, но ничего на ум не пришло.

– Очень давно, сэр, – твердо ответила она.

– Именно! – воскликнул он. – Очень давно! И это в то время, когда мы принимали таких уважаемых гостей!

Мифани поразилась тому, что его сердило не столько покушение на членов Правления, сколько то, что Гештальт и его люди повели себя неподобающе во время фуршета. Еще и перед американцами.

– Да, они оказались удивительно безразличны к соблюдению законов гостеприимства и этого королевства, – проговорил Экхарт презрительно. Во время боя Мифани видела, как он схватил металлический поднос с напитками, расплавил его в руках и слепил кинжал, а теперь он проворно вставлял кусочки металла в наручи у себя на запястьях. – Как-никак, Томас поэтому и обвинила Гештальта в измене.

– Да, – тихо подтвердил слон Грантчестер с мягкого дивана. Попивая мартини, в своем помятом смокинге он выглядел зловеще спокойным. – Это, кстати, интересное замечание, и здесь мы должны следовать протоколу. Ладья Томас, какие у вас были основания для обвинения?