Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

барон Гро. — Но только до поры, до времени. — Видя, что порученец Игнатьева не совсем понимает его, он решил ввести того в курс дела. — В общем, так. Шестого числа, рано утром, после заключения предварительного мирного условия, из лагеря в Тунчжоу, с нашей стороны отправились на переговоры два десятка человек: полковник артиллерии, считайте, ваш коллега, — Баллюзен кивнул, — Фуллон де Граншан, капитан Генерального штаба Шануа, лейтенант Коид Осман, интендант Дюбуа, комиссар Адер, квартирьер Гаджей, переводчик аббат Дюлюк. При каждом офицере, — барон Гро вздохнул, — по ординарцу. Восьмым был мой секретарь граф Бастар. С ним — переводчик барон Меритенс. Выразил желание попасть в число парламентёров и начальник учёной миссии в Китае Эскайрон де Латур. Всего, как я уже сказал, двадцать человек. — Барон Гро выразительно посмотрел на Баллюзена, мол, всё ли ему ясно? и продолжил. — От британцев вызвались идти: консул Парис, подполковник Уолкер, поручик Андерсон, помощник генерал-интенданта Гансон, секретарь шанхайского консульства Норман, корреспондент газеты «Таймс» господин Булби, английский консул в Шанхае господин Лок. Всего с конвоем и нижними чинами тридцать три человека. — Барон Гро снова вздохнул и на какое-то время замолчал. Нижняя вывернутая губа придавала его лицу выражение крайней брезгливости. — Общее число переговорной группы равнялось пятидесяти трём.

— С конвоем?

— Со всеми нижними чинами, — подтвердил барон Гро. — Около полудня шестого сентября наши совместные войска достигли городка Матао и расположились в нём на ночь. В то время, как солдаты становились лагерем, парламентёры вступили в Тунчжоу и начались переговоры. Насколько мне известно, — принялся он крутить свой перстень, — конвенция, принятая в Тяньцзине, практически не обсуждалась.

— А что же стало камнем преткновения?

— Вопрос о церемониале. Об этом их дурацком "коу-тоу".

— Понятно, вы не согласились, — поморщился Баллюзен, видя, как из-под его мокрых сапог вытекает грязная лужица.

— Ни в коем случае. Нет, нет и нет! — энергично отмахнулся барон. — Никаких коленопреклонений!

— М-да, — протянул Баллюзен, больше занятый небольшой лужицей под сапогами, нежели ходом затянувшихся переговоров. — Весьма неприятно.

— Ещё бы! — загорячился француз. — На рассвете парламентёры покинули ставку переговоров. Самовольно в Тунчжоу остались: интендант Дюбуа, полковник де Граншан, аббат Дюлюк.

— Три человека.

— Нет, я остальных не помню. Знаю, что всего осталось в городе тринадцать человек.

— Довольно много, — невнятно сказал Баллюзен и вытянул ноги с весьма озабоченным видом.

— Чёртова дюжина, — горько усмехнулся барон Гро. — Конечно, много. Проехав Чанцзявань, парламентёры увидели маньчжурские войска, развернувшиеся в том самом месте, где, исходя из результатов начатых переговоров, должны были стать лагерем союзники. Консул Парис попробовал выяснить суть происходящего, но, не получив вразумительного ответа, решил возвратиться в Тунчжоу, где потребовал объяснений от военного министра Му Иня. С собою взял драгуна. Английский консул в Шанхае господин Лок с тремя всадниками помчался с предупреждением навстречу своему штабу, а полковник Уолкер с пятью всадниками остался в китайском лагере дожидаться Париса.

— Но отчего же началось сражение? — недоумённо спросил Баллюзен. — Такие опытные все парламентёры! Ума не приложу.

Барон Гро переменил позу и, снизив голос, тоном заговорщика поведал.

— Поговаривают, что солдат, бывший при полковнике Уолкере, попытался присвоить монгольскую лошадь. Вспыхнула ссора, перешедшая в стремительную потасовку. Полковник Уолкер сдуру обнажил саблю — её вырвали китайцы и на его глазах зарубили наглого солдата. Полковник вскочил в седло, но его сбросили с лошади. Видя, что дело принимает скверный оборот (комиссара Адера уже избивали вовсю), Уолкер крикнул: "Спасайся, кто может"! и все, кто побежал вслед за ним, были вызволены из беды английской конной разведкой. Поскольку со стороны китайцев неслись пули, а пушки были повёрнуты к бою, английские артиллеристы махнули: — Огонь!

— Понятно, — сказал Баллюзен. — Раздался залп, и началось сражение.

— Самое ужасное, — поднял палец барон Гро, — почти все парламентёры пленены. Тринадцать наших и двадцать шесть британцев.

— Тридцать девять человек.

— Да, — опечалился барон. — Просто ужасно. Среди пленённых граф Бастар, мой секретарь, и переводчик барон Меритенс. Говорят, их увезли в Пекин. Держат в тюрьме.

— А чем закончилось сражение?

— Полным разгромом китайцев. Впрочем, как и вторая битва, девятого сентября, когда китайцы снова потерпели поражение. Кстати, — оживился француз, — девятого числа китайцы замыслили поджечь дом в Чанцзяване, где расположилось английское посольство. В этой же улице были главные штабы, склады и госпиталь.

— Посольство пострадало?

— Нет. Но один из складов подожгли.

— Представляю гнев и возмущение британцев.

— О! — воскликнул барон Гро. — Генерал Грант отдал город на уничтожение.

— Я видел, — вспомнил Баллюзен пожары Чанцзяваня и его бесчисленные трупы. — Город выгорел дотла. По нему бродят мародёры.

— Генерал Грант считает, что солдатам надо потакать и позволять им делать всё, что им заблагорассудится.

— Скорее, то, что им взбредёт в башку! — грубовато отчеканил Баллюзен. — Это не армия, а сброд. Бандиты на дороге.

— Что делать, — оттопырил нижнюю губу барон. — Наёмники это и есть ... жестокость. Бесчинствуют язычники, рабы. Так было, так будет. — Ход его мыслей прервал вошедший офицер посольства, и Баллюзен использовал его приход, чтобы откланяться.

— До свидания, ваше сиятельство.

— До встречи. Жду генерала Игнатьева в гости.

Глава XVII

— Эва, натащили грязюки, — недовольно проворчал Скачков, когда за капитаном Баллюзеном закрылась дверь, и он услышал взволнованный голос Игнатьева: "Ну, что там, Лев Фёдорович"?

— Будя лаять, — обдёргивая на себе мокрый казачий бекеш, посторонился Стрижеусов и подмигнул Шарпанову, собравшемуся уходить. — Лучше плесни, оберещик, чайку. Шибко иззябли.

— А, можа, молочка горяченького из махотки? — подкрутил фитиль в чадящей лампе Дмитрий, и его большая тень шатнулась на стене. — Так нетути её, махотки той. — Он хмуро указал на лавку, мол, садитесь, и нацедил из самовара кипятку. — Держите, — протянул две кружки. — Грейтесь.

Порывшись в плетёной корзине со съестными припасами, он достал жестянку-бонбоньерку и, сердобольно глянув на промокших казаков, выудил из неё две шоколадные конфеты. — Нате, подсластите душу, мыканцы царёвы.

Узнав от Баллюзена о пленении парламентёров и о том, что союзники решились на самые крутые меры: нещадно бьют китайцев и рвутся к их столице, Николай почувствовал, как из-под ног уплывает земля. Болезненно сморщившись, он