Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

с упреком сказала корова, выражаясь сразу проекционно, хотя телки настроились на понимание коровьего языка и мысленно подключили свой телячий, пока еще небогатый словарь. — Одно слово — бесстыжие! — повторила корова.

Не зная, что и как отвечать, все телки перевели взгляды на Пастуха, который находился в пределе коровьего видения, но никаких знаков оттуда не поступило, Пастух никак не среагировал на появление этой странно украшенной сущности — как будто его это и не касалось, и тогда Роза взяла на себя ответственность начать разговор.

— В чем же мы провинились? — спросила она.

— Как же вы можете, — сказала корова, — так бесстыдно, не стесняясь друг друга, облагораживать этот луг, да еще пускать длинные струи — все вместе! К тому же на том самом месте, где занимаетесь поглощением травы. Вам не противно?

— А где же нам это делать? — удивилась Ромашка.

— Как где? Отошли бы вон в те кусты, и, ради приличия, не все разом, а по одной.

Телки молчали, даже как-то смущенно.

— Морды у вас обслюнявлены, — продолжала корова, — слюни свисают чуть ли не до поверхности, — выглядит отвратительно, вытирайте хоть об траву… А лучше потребуйте от своего Пастуха, чтобы он добыл вам нагрудники — из проекционной синтетики, это чистоплотнее всего, такой нагрудник можно прополоскать в любой близлежащей луже.

Телки продолжали молчать, переваривая услышанное.

— Теперь — носы: мокрые, до неприличия сопливые… Безобразие какое!

— Да как же мы высушим наши носы? — удивилась Джума.

— А вот у меня платок, — сказала корова, — и пусть ваш Пастух достанет в потустороннем нигде точно такой же, пусть и один на всех, и вытирает вам ваши сопли — все Пастухи просто обязаны следить за коровами, тем более за телками первого круга.

Телки как будто бы онемели и не могли ничего возразить.

— И не чавкайте так, вас слышно издалека, жуйте скромнее!.. Теперь постановка копыт… — Тут корова укоризненно покачала рогами. — Задние ноги у вас раскорячены так, как будто вы носите вымя… Как нескромно! Сдвиньте их, сузьте, хоть немного прикроете срам… Что, у вас одни бычки в голове? Бесстыжие… Как не стыдно!

Затем корова сказала:

— Посторонитесь, дайте дорогу! — И, пройдя сквозь раздвинувшееся, буквально обомлевшее от удивления стадо, степенно и важно удалилась в сторону, противоположную той, откуда пришла.

Последнее, что услышали телки, было: «Скотина, она и есть скотина, к тому же безрогая… Вот же скотина!»

Все стадо, тут же бросив траву, двинулось к Пастуху и, окружив его, наперебой, без остановки заголосило:

— Пастух, мы — ошарашены! Вы видели существо, с которым мы разговаривали?

— Это, Пастух, была корова или иллюзия?

— Она, Пастух, обозвала нас скотиной…

— Безрогой, Пастух…

— И заявила, что мы неправильно облагораживаем поверхность…

— И посоветовала нам сузить копыта…

— Платок…

— Срам…

— Нагрудник…

Дождавшись, пока все телки проговорятся и замолчат, Пастух соорудил козу, дал склеить ее Овсянке, выпустил едкий ковыльный дым и сказал:

— Это, телки, была Божественная корова, сущность возрастом в бесконечно много кругов, скоро она удалится к горам и превратится в туриху и поэтому и ведет себя поучительно, исходя из того чисто внешнего взгляда на стадо, который возник и развился в ней под влиянием ее же проекции, не подействовавшей на сущностную основу этой коровы, на порядок вещей в ее голове, но сместивший ее отношение к поведению скотины на поверхности и под сводом, к внешнему облику и к тем мелочам, на которые особи нашего стада не обращают никакого внимания. — Тут Пастух, затянувшись козой, сделал паузу и, как это нередко бывало, начал или продолжил как-то издалека: — Вы, телки, уже миновали столбы полного непонимания реальности, а также область последних иллюзий скотины и добрались, я считаю, успешно, до той части поверхности, где молодые коровы обретают более глубокие знания окружающего пространства, и поэтому должны в понимании своем исходить из того, что воздействие потусторонней иллюзии на сущности нашего стада было всегда, правда, менялись формы и степень этого нежелательного влияния.

— А я, Пастух, — не сдержалась Елена и прервала Пастуха, — пообщавшись с этим Оно и с этой разодетой коровой, задумалась не о влиянии на стадо мертворожденных теней, но о возможности раздвоения самих сущностей, не связанного с проникновением потустороннего искаженного. То есть мне показалось, что в каждой сущности содержится еще одна сущность, которая при определенных условиях и проявляет себя. Как, например, в этих она и он возникло еще и оно, а в корове — совсем не скотина, но что-то другое, и все это дожидалось момента в глубине светлого и искристого, чистого скотского существа.

— Это предположение, Елена, — ответил Пастух, — прямо относится к проекционному взгляду на мир, и за подобные мысли, начиная с круга второго, любую особь могут отправить в Главный отстойник на исправление ее ума, а при повторном развитии мыслей подобного рода определить и в Загон для сумасшедшей скотины. И все потому, Елена, что предположение это исходит из потустороннего мышления, которое используется вашими призраками и которое довольно часто задается вопросом: есть ли в моем я еще одно я? То есть мертворожденные тени могут искать не только зеркала в зеркале и воды, предположим, в воде, но и себя, выражаясь проекционно, в себе, чувствуя себя не реальными и ощущая в себе что-то истинное, более правильное, и это весьма похвально, поскольку, возвышаясь при этом до понимания великого положения вещей, они ощущают в себе, вторичных, вас — первичных. Но это похвально лишь для проекций, для вас же, Божественных особей, вопрос подобного рода говорит лишь о проникновении мертворожденного мышления в сущности в те моменты, когда они пользуются своей Божественной привилегией: побывать в проекционном нигде, чтобы отдохнуть и немного развеяться от обремененного многочисленными заботами и ответственностями существования в нашем великом стаде. Поэтому не задавайте себе этот вопрос, который, Елена, возник у тебя от остаточного проекционного взгляда на порядок вещей. Стадо многообразно и многолико, но существование сущности в сущности — предположение абсурдное. Смешение жеребца и ослицы, осла и кобылы, как это допустимо в потустороннем нигде для проекционной скотины, могло бы, наверное, породить сущность в сущности, но Великий закон, исходящий из недосягаемых сфер, подобных модификаций, говоря отвратительным мертворожденным звучанием, на плоскости и под сводом не допускает, и поэтому предположение твое, Елена, четырежды невозможно. Но вернемся к корове, которая вас так удивила. Зовут ее Фигули́на, в каком-то смысле история ее будет обратная той, которой прославилась Барбариска-Илона-заступница, то есть Фигули́на на плоскости всегда вела себя как потусторонняя тень, причем копируя особенности характера своего мертворожденного призрака, так что по действиям этой коровы можно