Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

вреда не приносит. Книг, разумеется, сущностью своей не писать, картинок не рисовать, не философствовать — смешна корова, взявшаяся за это. Читать — ограниченно; серьезные книги, как призналась ваша Джума, довели ее до того, что в голове у нее не осталось живого места для понимания правильного порядка вещей. Коровье чтение — это книги по домоводству и садоводству, по правильному воспитанию телят, по кухням, а также развлекательные романы, повести о любви. Но не особенно увлекайтесь там красотой этой любви — призрачной по отношению к здешнему миру, о чем мы уже говорили подробно в прошлую тьму. Газет не читать — ибо корова, читающая газету, выглядит совсем уже глупо, хотя бы и в образе бесплотной проекции.

— А журналы мод нам можно читать? — наивно, как и всегда, спросила Кувшинка.

— Можно, — ответил Пастух, — но вряд ли вы извлечете из этих журналов что-то полезное для коровы, поскольку на вашем моменте движения эстетика проекционной иллюзии в развитии своем еще не достигла понимания высот Божественно-скотского коровьего обаяния.

— А можно нам посещать разные зрелища и участвовать в них? — спросила пегая Роза.

— Тут разговор особый, — ответил Пастух. — Вы уже видели двух коров, поддавшихся зрелищной страсти и убегавших от молодого бычка, убийство которого их потусторонние тени наблюдали как зрелище, — уверен, они не раз пожалеют об этом. Вы также видели Вербу, которая, даже не погружаясь в иллюзию и только наблюдая мираж, уже поддалась этой страсти — участвовать в танцах, и, если бы ей дали возможность, она бы упала, задрыгала бы копытами и сотрясала эфир неприличными для уха скотины проекционными звуками, и это лишь малый пример того, что может происходить с коровьими сущностями при посещении зрелищ, — поэтому лучше оставьте эти потусторонние сборища бессущностным призракам, которые, собственно говоря, их и устраивают, нуждаясь хоть в каком-то подобии стадного чувства, которое вы, Божественные коровы, испытываете везде и всегда и передаете своим бесплотным теням, которые никогда и нигде не чувствуют себя одинокими, ощущая великую связь со стадом, бредущим на плоскости и под сводом. Так установлено великим Создателем и непостижимым Намерением. Но есть оговорка: недосягаемый разум не контролирует животную страсть, и это худшее из того, чем может заразиться скотина в потустороннем нигде. Та самая скотская страсть одного рода к другому, касающаяся вашего коровьего «Му», вреда не наносит, поскольку длится у сущностей коротко, имеет периоды, не выходит за пределы этого самого «Му» и поэтому безопасна в отношении поведения скотины, на которое никак не влияет. Проекционная страсть других видов и форм не находит на плоскости выражения и не опасна для сущностей, поскольку порождают ее обстоятельства потустороннего мира, отсутствующие в реальности: безрассудство проекций, не свойственное скотине, и так называемая душа, которой хлопотно и с беспримерным усердием занимаются небесные Пастухи — мои небесные братья, выявляя в ней три главных темных порока, ею же порожденные: тщеславие, сластолюбие и сребролюбие, — что для бездушной скотины является пустыми проекционными звуками, и, следовательно, сто тридцать две чаши весов в промежуточной плоскости никаким образом не касаются вас, Божественных особей, на чистом, белом, искристом дне которых нет ничего такого, что можно было бы взвешивать. Но есть — животная страсть, возникшая в проекционной иллюзии одновременно с воображением, когда проекции ваши уподобились хищникам и начали поедать проекционных коров, развившаяся в ту степень уподобления не скотскому, в которую развилось воображение о самих же себе ваших бесплотных, бессмысленных призраков, и достигшая своего апогея в том смысле, что нет силы, способной остановить ее. Мало того, что страсть эта приводит к самостоятельному разрушению иллюзии, не задуманному великим Создателем и непостижимым Намерением, единственно от которых и исходит все, что есть, было и будет, но и проникает сюда со скотиной, побывавшей в проекционном нигде и заразившейся этой страстью, превращаясь на плоскости в недопустимое и даже циничное поведение особей. Будьте, будущие коровы, внимательны, бывает, самое безобидное действие проекции, в которое включается ваша сущность, может привести к самым печальным последствиям…. Вот вам пример. Как-то недавно две коровы четвертого круга, с кличками Мурашка и Мушка, неопределенные сущности очень хорошего поведения, никогда не замеченные в чем-то предосудительном, исполняющие свои обязанности в стаде с тем коровьим терпением, достоинством и соблюдающие тот строгий порядок движения по великим кругам, которые так нравятся вашей согуртнице Марте, отправились, поглощая траву на лугу, отвлечься от однообразия пастьбы в проекционное никуда и… попали на чищенье рыбок, предназначенных для гостей. Что тут, казалось бы, поджидает опасного? На блюде лежала великолепная горка только что пойманных, трепещущих карасей. Они отливали золотом и то один, то другой прыгали вверх, как золотые живые слитки. И вот две сущностные проекции вместе с коровами, мысленно вошедшими в них, недолго полюбовавшись этой прекрасной картиной, с острыми ножами в руках накинулись на эту великолепную золотую горку. Со страстью, с животной страстью, они соскабливали золотистую чешую с еще живых, трепещущих рыбок, выдергивали внутренности и, не обращая внимания на писк этих рыбок, отрезали им головы. Все это они делали хищно, страстно и с наслаждением, которое, казалось, судя по неторопливости их движений, так и хотят продлить. «Пищат!» — говорила Мушка. «Пищат! — соглашалась Мурашка. — Они и на сковородке, даже и без голов будут пищать!» Подумайте, телки, это говорили Божественные создания — ваши старшие сестры с высших кругов! Животрепещущие, золотые слитки превратились скоро в безликие трупики — в рыбу для жарки, и сделано это было с животной — не скотской! — страстью. Можно было подумать, что сейчас Мурашка и Мушка, в проекционном нигде зовущиеся Маришка и Машка, пожарят рыбок и набросятся на них так, что съедят с хвостами и косточками и еще будут облизываться, но ничего подобного не случилось: как только рыбки затрещали в масле на сковородке, так тут же всякий интерес к ним был потерян, и их чуть не забыли перевернуть, чтобы обжарить и со второй стороны. Да и перевернув карасей, про них как будто забыли, и рыбки чуть не сгорели. А кушать их Маришка и Машка вообще не стали — отдали гостям, а сами не тронули ни кусочка, взяли по яблоку и стали жевать эти яблоки, хрустя как коровы, да еще брызгали друг на друга яблочным соком. Не вкусная рыба им была нужна, но ее красота, полюбовавшись которой они ее уничтожили, проявив свою животную страсть.

— Пастух, — рассудила Джума, — но ведь, вернувшись из неправильных ощущений, эти коровы не смогут почистить здесь рыбок. Даже если бы рыбки и плавали в какой-нибудь луже, как коровы смогли