Трущобы империй - Василий Панфилов

Мир заключили двадцать четвёртого декабря и потому его прозвали Рождественским. Алекс встретил этот день в Атланте, где всё ещё демонстрировал флаг, опекая раненых и участвуя в переговорах между Шерманом и Борегаром. Военачальники противоборствующих сторон ещё до заключения мира договаривались – на какое расстояние отводит войска Союз, кто оплачивает постой и о прочих немаловажных деталях.

Шерман и Борегар исключительно любезны, но напряжение между ними серьёзное. Военный этикет обязывал к вежливости и гуманному отношению к пленным. Союз же этим похвастаться не мог, концлагеря для южан широко известны.

Фокадан с началом переговоров между военачальниками, постоянно мотался из Атланты в лагерь Союза, дав предварительно слово Борегару, что не будет лезть в укрепления южан и тем паче, не будет рассказывать Шерману каких-то военных тайн Конфедерации. Шерман, кстати, и не спрашивал.

– Как там войска южан? – Жадно спросил майор Лесли из штаба Текумсе.

– Держатся и готовы продержаться ещё год, два или всю жизнь.

Лесли кивнул мрачно, ответ подтвердил его мысли.

– Блокада не удалась, а теперь ещё и союзниками обзавелись… А настроения у горожан?

– Боевые. Сторонники капитуляции если и были, то теперь уже переменили мнение и сами пристрелят любого, кто заговорит об этом.

– Мда… ладно, спасибо, – Лесли ушёл, прихрамывая на левую ногу – подагра. Несмотря на внушительное звание и кучу наград, это глубоко штатский человек, занимавшийся у Шермана логистикой[207].

Отношение к Фокадану в лагере Союза странное. Для одних он полностью свой – боевой офицер, воевавший на стороне Союза, что ещё надо?

Для других – прежде всего ирлашка. Кельтскую кровь, теоретически текущую в его венах, они могли простить – мало ли достойных людей вышло из кельтов! Главное, не акцентировать внимание на неправильных предках… Среди шотландцев, к примеру, немало достойных людей – чай, не белые негры из Ирландии.

А вот создание ИРА и формирование из ирландцев организованной силы вызывал зубовный скрежет. Кто-то искренне считал их недочеловеками, другим жаль терять бесправных работников[208].

Огоньку добавили и газетные статьи, формировавшие негативное мнение о Кельтике. Некоторые искренне считали, что понесённые дивизией чудовищные потери при наступлении на Атланту – всего лишь миф, кельты проскочили пушки по договорённости, после чего и сдались в плен.

Подобному бреду почти никто не верил, но… дыма без огня не бывает думали многие.

– Что-то такое было, – говорили они.

Очень неприятно… Алекс порой еле сдерживался, видя какие-то намёки на подобное отношение от хороших, казалось бы, приятелей.

Нехорошие сплетни ходили не только о кельтах. Не слишком-то хорошо проявили себя немецкие части, прославившись дезертирством и лёгкостью ног при отступлении с поля боя[209]. Хорошо проявили французские части, но после выступления Франции на стороне КША, им не доверяли, обильно поливая помоями.

После проигранной войны начался поиск виноватых. Легче ведь обвинить кого-то, кто не сможет ответить на обвинения. Не политиков с банкирами же обвинять, в самом-то деле?!

Алекс старался не показывать, что задевает его такое отношение. Если раньше мысли окончательно ассимилироваться и осесть в САСШ частенько приходили в голову, то теперь они всё реже посещали его.

* * *

Прогуливаться по Атланте неловко и немного страшно, несмотря на лояльное отношение горожан. Мстителей с револьверами Алекс не очень-то боялся – верный Ле Мат[210] в кобуре, да и стрелять умеет, а вот местных женщин… Как-то к нему подошла пахнущая застарелым потом растрёпанная тётушка лет под сорок, явно из местной бедноты и сказала:

– У меня на этой войне погиб муж и двое сыновей, они защищали наш дом, нашу родину. Ради чего воевал ты?

Дожидаться ответа женщина не стала и ушла, неловко переваливаясь на больных ногах. Попаданцу же после этой встречи снова начали сниться кошмары.

Приходили погибшие бойцы и спрашивали:

– А всё ли ты сделал, чтобы мы не погибли?

Или расплывчатые тени, в которых угадывались женщины и дети, обвиняли его в преступном недеянии – знал ведь о тактике выжженной земли, знал… А что сделал, чтобы пресечь приказ, который можно назвать только преступным… Осуждал?

Алекс осознавал, что это всего лишь сон, но проснуться ни разу не смог. Кошмары не слишком яркие, но выматывали душу. Прекратились только с приездом Лиры, жена с дочкой стали будто щитом, да не в мистическом смысле – просто осознал, что лично для него эта война стала ступенями на пути к Цели.

Создание ирландского сопротивления, Ирландии, Кельтского Мира. Палки в колесо Англосаксонской Цивилизации. Пусть поначалу случайно, но теперь уже вполне осознанно.

Все эти мысли попытался передать приходящим во сне теням.

– Возможно, именно моё появление изменило историю. В другой Ветви Истории Конфедерация проиграла.

Являлись ли Тени какой-либо мистикой или же это подсознание сделало столь хитрый финт, бог весть. Но с того дня кошмары с приходящими во сне душами прекратились. Остались обычные, хорошо знакомые – со сверкающими штыками, на которые он шагает с бруствера. К этим он почти привык…

– Красиво, – Лира с удовольствием крутила головой по сторонам, рассматривая Атланту, – необычный город. И деревья какие… запах какой!

Алекс поддакивал супруге, придерживая её под руку. Ничего интересного в типичном для южных штатов городе он не находил. Отдельные здания – да, очень красивые, есть намёки намечающегося архитектурного ансамбля. А так… обычные, дощатые по большей части дома, крашеные или покрытые побелкой. Частенько встречается претензия на шик, но дальше широких веранд, балконов и колонн эти претензии редко распространялись.

Но для молодой женщины, впервые выбравшейся из Нью-Йорка, всё здесь казалось восхитительным. Синдром туриста.

Чуть сзади шёл Фред, тяжело опираясь на трость. Раненого героя поддерживала под руку младшая из сестёр О'Брайен. Оба смущались и краснели, но вот уже неделю Мэй официально принимала его ухаживания. Ещё не помолвка, но уже серьёзный шаг на пути к ней.