Заговор обреченных - Богдан Сушинский

– Я долго добивался того, чтобы мне позволили встретиться с вами. Вы один их тех высоких чинов службы безопасности, кто был в тот вечер на Бендлерштрассе, кто непосредственно подавлял путч… Поэтому вы знаете о моей роли в его… – Фромм замялся, подыскивая нужное слово. Прибегнуть к термину «подавление» он не решился. – …Его пресечении – да, нет?

– Не казните меня своим красноречием, генерал. Я и так чувствую свою ущербность. А что касается ваших просьб, то мне абсолютно ничего не известно о них. Впервые слышу.

Уже взявшись было за спинку кресла, генерал на какое-то время замер и молящим взором уставился на «первого диверсанта рейха». Он не поверил Скорцени. Ему и в голову не приходило, что тот мог вызвать его по собственному желанию, исходя из какого-то своего интереса к его судьбе и вообще к заговору. Единственное, что оставалось несомненным для Фромма, – что его попросту поставили на место.

– Я не собираюсь вести следствие по вашему делу, – продолжал свою психическую атаку штурмбаннфюрер. – Для этого существуют более подготовленные и закаленные – следователи гестапо. Они…

– Это не следствие, господин Скорцени, это издевательство, – едва слышно пробормотал Фромм. Единственное, что оставалось у него до сих пор от некогда самоуверенного генерала Фромма, так это голос – зычный, безапелляционно уверенный. Но Скорцени вдруг показалось, что сейчас он слабодушно отрекался и от своего голоса. Предавал его точно так же, как еще тогда, в ночь путча, а потом во время следствия предавал и продолжает предавать своих единомышленников.

– Мне бы не хотелось, чтобы у вас создавались иллюзии, будто я смогу чем-то помочь вам, господин генерал. Вашим делом занимается специальная следственная комиссия, которую контролирует высокое начальство. Вам это известно не хуже меня.

Фромм заискивающе улыбнулся. Он опять позволил себе не поверить штурмбаннфюреру. На лице генерала не было никаких следов пыток. Зато печать сломленного, униженного зека просматривалась на нем уже довольно отчетливо. «Сломили генерала, – без какого-либо злорадства отметил про себя Скорцени, – сломили старика».

– Я все же надеюсь, что и ваше мнение по делу генерала Фромма будет внимательно выслушано.

– В гестапо с одинаковым вниманием выслушивают всякого – от церковного вора до святого апостола Петра. Только вот сомневаюсь, понадобится ли мне говорить это слово. Следствие, насколько мне известно, ведется вполне объективно.

На этот раз улыбка Фромма озарилась вселенской грустью. Не ожидал он от Скорцени такой самонадеянной канцелярской наивности, не ожидал.

– Речь не об объективности, речь об окончательной истине. О моей жизни и моем достоинстве.

Скорцени философски промолчал, думая о чем-то еще более священном и вечном, нежели жизнь и честь генерала-заговорщика.

– Кстати, это правда, что генерал Штюльпнагель покончил жизнь самоубийством? – пришел ему на помощь сам бывший командующий. Он вдруг испугался, что уже не понадобится Скорцени и тот прикажет увести его.

– Штюльпнагелю некому было помочь. Рядом не оказалось унтер-офицера, который бы выволок его в приемную и пристрелил, как полудохлую артиллерийскую лошадь.

Бывший командующий сник. Он прекрасно понимал, что Скорцени откровенно намекает на убиение им, Фроммом, генерал-полковника Бека, в котором его теперь обвиняли и заговорщики, и тюремщики. И презирали тоже в одинаковой степени.

– Значит, он остался жив? – без какого-либо воодушевления попытался уточнить Фромм.

– Его спасают. И скоро поставят не только на ноги, но и перед судом. За его жизнь медики сражаются, словно за жизнь императора священной Римской империи. Уверен, что у вас – если бы вы воспользовались одним из оказавшихся под рукой пистолетов – все получилось бы профессиональнее.

– Но ведь пригласили вы меня не для того, чтобы учить, как стреляться, – да, нет?

– Для этого я должен был пригласить вас значительно раньше. Но ведь я офицер СД, а не сестра милосердия.

Появился Родль. Низко склонив голову, как и полагается клерку, которому приказано в нужное время доставить нужные бумаги, он положил на стол перед Скорцени черную папку с тисненными на ней золотистым орлом и свастикой. Штурмбаннфюрер вежливо поблагодарил и, забыв о существовании генерала, долго, внимательно изучал ее содержимое.

Фромм ерзал на стуле, покашливал, приподнимался, пытаясь если не выяснить содержимое кондуита[34], то, по крайней мере, напомнить о себе.

– Вы знаете, что содержится в этой папке, генерал? – наконец удовлетворил свое любопытство Скорцени.

– Очевидно, протоколы моих допросов.

– Ну, зачем мне протоколы ваших допросов? – поморщился Скорцени. – Все, что мне захотелось бы узнать о заговоре 20 июля, я узнал бы лично от вас. Разве не так?

– Мне нечего скрывать. Только арест помешал мне сразу подавить заговор. Но как только меня освободили…

– …Вы сразу же поняли, что заговор потерпел поражение, и решили спасать себя, отправляя на тот свет поднадоевших соратников. Зачем повторяться, генерал Фромм?

– Но все не так, уверяю вас, господин штурмбаннфюрер…

Наткнувшись на свирепый взгляд Скорцени, Фромм мгновенно умолк и, ссутулившись, виновато отвел взгляд.

– Вы же не станете утверждать, что не были знакомы с генералом фон Тресковым? Тем самым, что до 1943 года являлся начальником штаба группы армий «Центр», а затем начальником штаба 2-й армии?

– С какой стати я стал бы отрицать это?

– И, конечно же, знали, что еще в марте 1943 года генерал Хеннинг фон Тресков подложил взрывное устройство в самолет фюрера, которым тот возвращался в Берлин после инспекционной поездки в группу «Центр».

Лицо Фромма побледнело так, словно это лично его обвиняют сейчас в том, что мина оказалась в самолете фюрера. Но так и не взорвалась.

– Н-но я н-ничего не знал об этом, – отчаянно завертел головой бывший командующий. – Генерал фон Тресков? Мину? Такого просто не могло быть. Генерал фон Тресков, боевой генерал…

– Ах, эти упоительные сомнения: «Генерал фон Тресков, боевой генерал…» Не может быть другого: чтобы две мины, заложенные двумя людьми в один самолет… – вторую подложил некий Фабиан фон Шлабрендорф, отставной подполковник, адвокатишка – не сработали. Вот это действительно кажется невероятным. А вам – нет?

– Две мины в один самолет? Господи, воля твоя… Фюрера всегда спасало Провидение.

– Если вы имеете в виду жертвенную попытку капитана Акселя фон дем Буше взлететь на небеса вместе с фюрером, когда тот, в ноябре того же сорок третьего, посетит берлинский цейхгауз, где должен ознакомиться с новыми образцами военного обмундирования, то вы правы.