Киевская Русь - Георгий Вернадский

Считая все материальное злом, богомилы ненавидели богатство и объявляли богатых служителями сатаны. Они также были против официальной церкви с ее богатствами. В двенадцатом и тринадцатом веках эта ересь распространилась на запад, в Северную Италию и Южную Францию, где ее последователи стали известны как катары и альбигойцы соответственно. В связи с тесными отношениями между Болгарией и Русью движение богомилов легко могло проникнуть также и на Русь, и, действительно, существуют некоторые свидетельства знакомства русских с манихейством.

Удобный канал для распространения богомильских идей на Русь представляли апокрифы, но можно предположить, что были доступны и непосредственные изложения теории манихейства. Противники известного русского монаха св. Авраамия Смоленского обвиняли его в чтении еретического произведения, известного как «Глубинная книга», которая могла быть манихейским трактатом.

То, что богомильские идеи проповедовались на Руси, можно видеть по истории боярина Яна, сына Вышаты, записанной в «Повести временных лет». В 1071 г. Ян приехал на Белоозеро, район Северной Руси, собирать дань и там имел беседу с неким колдуном, который объявил, что «сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил».

Необходимо заметить, что Болгария была не единственным возможным источником появления манихейства в Киевской Руси. Принимая во внимание оживленные торговые отношения с восточными странами, можно предположить, что легко мог быть установлен контакт со сторонниками манихейства Центральной Азии.

Из других религий и конфессий в Киевской Руси имели своих последователей римский католицизм и иудаизм. О влиянии иудаизма уже упоминалось в другой связи (Гл. VI, 11). Что касается римского католицизма, то его сторонниками были преимущественно немецкие купцы, жившие на Руси. Римско-католическая церковь была в Смоленске и две в Новгороде. В западных источниках упоминается доминиканский монастырь в Киеве240. Несмотря на то что в 1054 г. произошел окончательный разрыв между Греческой и Римской церквями, отношение русских к римскому католицизму в этот период не было агрессивным, и люди не избегали контактов с католиками; в любом случае, конечно, не делали этого ни князья, ни купцы.

Показательно, что все полемические антикатолические трактаты, известные на Руси в киевский период, были переведены с греческого либо написаны греками на Руси241.

Художественная литература, особенно беллетристика, в Средние века еще не выделилась в самостоятельный род. Средневекового читателя привлекали в книгах не столько их художественные достоинства, если они вообще имели значение, сколько возможность извлечь из повествования нравственное наставление и образование. Церковь, в свою очередь, поощряла моралистическую тенденцию, чтобы использовать ее для распространения христианского мировоззрения, и поэтому поддерживала все виды дидактической поэзии и прозы соответствующего направления.

В связи с этими обстоятельствами, говоря о русской литературе киевского периода, мы должны рассматривать не только непосредственно художественную литературу, но и переходные виды, такие, как дидактическая литература, и даже религиозные произведения, если они представляют художественную ценность.

Библия в Киевской Руси, как и в средневековой Европе, являлась главным источником и религиозного и эстетического вдохновения. Влияние Библии на Руси было даже более значительным, чем на Западе, так как русские могли читать ее на языке, близком к родному.

С точки зрения развития литературы воздействие Ветхого Завета оказалось более сильным, чем Нового. Русские того времени читали Ветхий Завет преимущественно в сокращенном варианте (Палея), составитель которого не отделял канонические тексты от апокрифов. Это, однако, делало книгу еще более привлекательной для читателя. Кроме Библии в распоряжении читателей имелись переводы разнообразных произведений религиозной литературы и византийской литературы вообще. С точки зрения истории литературы церковные гимны, жития святых и дидактические легенды разного рода были наиболее важными среди образцов византийской религиозной и полурелигиозной литературы, ставших доступными русским.

Следует отметить, что ни одного произведения греческой художественной литературы, ни классической, ни византийской, за исключением единственной византийской эпической поэмы, написанной на «вульгарном» греческом, не было переведено на русский язык в Средние века. Видимо, это результат руководящей роли церкви, если не непосредственно ее цензуры.

Смог бы русский человек киевского периода оценить Софокла и Еврипида – другой вопрос. Но он, скорее всего, получил бы удовольствие от Гомера, как, несомненно, митрополит Климент, читавший Гомера по‐гречески. Эротическая новелла позднего эллинистического и раннего византийского периодов, возможно, нашла бы отклик по крайней мере у части читающих русских, и мы прекрасно можем себе представить автора «Даниила Заточника», с удовольствием читающего «Дафниса и Хлою», хотя он и клеймил «дьявольских женщин». Обращаясь теперь к апокрифам, следует указать, что некоторые из них родились на Востоке – в Сирии, Египте и даже Индии. Византия служила их хранилищем, откуда они впоследствии были заимствованы Русью и Западной Европой. Только с оговорками христианские и псевдохристианские легенды апокрифического типа можно называть византийскими, за исключением совсем немногих. Из христианских апокрифов особенно популярным на Руси, как я уже сказал, было «Хождение Богородицы по мукам».

Образцом нехристианских апокрифов является «Сказание о Соломоне и Китоврасе». Это одна из легенд о строительстве башни Соломона. Камни для башни нужно было обтесывать без помощи железных орудий, и, чтобы выполнить эту работу, Соломон хитростью приручил волшебника по имени Китоврас (кентавр). Последний изображается как прорицатель будущего и толкователь снов. На Западе та же тема появляется в легенде о Мерлине и легенде о Соломоне и Морольфе242.

Из дидактических биографических легенд самый горячий отклик у части русских читателей встретила «Повесть о Варлааме и Иосафе». Родившись в Индии, она представляет собой вариант жизни Будды. В восьмом веке эта легенда была переосмыслена в христианской традиции и переписана по‐гречески Иоанном Дамаскином – согласно общепринятому мнению, которое, правда, надежно не обосновано243. Ее центральная тема – тщета земной жизни, герой – принц, который оставляет свой трон, чтобы стать отшельником.