Последняя искра - Алана Русс

Решено. Элиза не увидит его… другим. Она не должна знать, потому как придется признать, Эдмонд прав. Велор — её слабость. Брешь в броне, которой воспользуются все, кому будет нужна покорность его маленькой Искорки. Этой слабостью уже воспользовался Тёмный бог. Воспользуется и Эд, когда наскучит игра в благородство, а значит, придётся поторопиться. Придётся вырвать эту слабость с корнями. Сделать Искорку сильной. Пусть даже против её собственной воли.

Крутанув кран посильнее, Велор сбросил остатки одежды и ступил в бьющую из дна ванны воду. Сейчас, когда чувства не искрили, как оголённые провода, она едва ли откликалась на слабый зов начала. Но по привычке стиснув зубы и повторив: «Я помню, кто я есть», Велор вскинул руку, повернул до упора краник у душевой лейки и замер, подставив лицо медленно теплеющим струям.

За окнами ещё гуляли густые, чернильные тени, утро ещё даже не занялось. Но открыв глаза как по команде, я обнаружила, что чувствую себя как никогда замечательно.

Давненько не просыпалась с таким удовольствием.

— М-р-р, — лёжа потянулась я, выгнув обнажённую спину и вскинув руки.

Расправив косточки и накатавшись на тончайших простынях вдоволь, я не вылезала из постели ещё около часа. Заворожённо наблюдала за плавным танцем звёздочек на прикроватном пологе.

Лёгкая полупрозрачная ткань, стоило её расправить на ночь, покрывалась рябью и темнела, точь-в-точь повторяя оттенок неба за окном. Не усни я вчера, едва коснувшись подушки, наверняка бы до ряби в глазах разглядывала звёздные рисунки, потому как к таким чудесам сложно привыкнуть. Пусть я и видела уже немало.

Полежав ещё немного и с очередным стоном блаженства поднявшись, я резво накинула халат. Растрепала волосы на макушке, с улыбкой подошла к тонкореечной двери и, как была, босая и заспанная, скользнула на балкон.

— Лепота-а… — протянула шутливо, раскинула руки, упёршись в каменные, прохладные перила. Глубоко вдохнула сладость раннего утра и блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь таким хрупким здесь, в царстве рогатых воинов, покоем.

Уж что-то, а дни и ночи в Эр-Аворт шумные. Казалось, столица пустынных земель никогда не спит. Разве что лишь на пару часов вечером затихает, когда иссякают запасы воды. Но стоило магам-водникам около полуночи закончить свою работу, жизнь в городе вскипала с новой и куда более буйной силой.

Местные жители и гости спешили отдаться ночи с её развлечениями и горячими, развесёлыми возгласами, но здесь к этому привыкли. Шум никому неудобств не доставлял. Однако Ассаро в первый же день предложил накинуть звукоизолирующие барьеры на окна.

Я отказалась. Магия такого толка вибрирует и портит вид из окна. Да и к тому же дворцовые стены и сады проглатывали добрую долю шума, чего для меня оказалось вполне достаточно. Тем более что идеальная тишина мне не по душе. Она в ушах звоном отдаётся, а мысли непрошеные в голову так и лезут. И бог знает, до чего в ночи додумался можно. Вовек не уснёшь потом.

Но сейчас, за несколько часов до начала дня, город замер. Солнечный камень стен и дорог вдруг приобрел серо-лиловый сумрачный оттенок, а стеклянные крыши и вовсе казались чёрными провалами. Невысоко над землёй курился сладкий дымок. Заводили уличные печи торговцы и тавернщики.

И именно в эти недолгие часы, когда ночная духота, будто выпитая до дна, сдалась и иссякла, а солнце, робкими лучами-стрелами только-только принялось расстреливать темноту, запахи свежей выпечки и тысяч жареных окороков ощущались как никогда остро.

Желудок недвусмысленно заурчал.

— Погоди ж ты немного, — засмеялась я и погладила себя по рёбрам. — Не время ещё!

Несмотря на уговоры, жалобный китовий стон раздался снова, и я покачала головой. Похоже, придётся подпортить аппетит. До завтрака выпить сок или зажевать что-нибудь из фруктов. Благо, что того добра с лихвой в гостиной наставлено.

Лениво переставляя ноги и то и дело потягиваясь, я побрела по балкону, что протянулся на всю длину моих комнат и с интересом заглядывала вниз.

В нижней части дворца жизнь уже вовсю кипела. По дорожкам уже сновала прислуга, шаркали мётлами уборщики и размахивали лейками садовники. Заливались в песне птахи. И чем ближе я подходила к двери гостиной, сложенной из таких же деревянных реечек, что и в спальне, щебет становился громче.

Странно, но все оконные створки на ночь я точно наглухо запирала. Неужели какая-то из бедняг всё же пробралась внутрь?

Поджав губы и уже судорожно размышляя, как изловить незваного гостя и выпустить на волю, я едва переступила порог и окинула взглядом гостиную…

Пусто. Но каково же было моё удивление, стоило только увидеть цилиндрическую клетку прямо на столике у окна!

— Красота какая… — выдохнула, робко подойдя.

Парочка рыженьких, не больше моего кулака птиц смолкла, стоило мне только наклониться и коснуться пальцем посеребрённых прутьев. Но вскоре, та, на головке которой горделиво топорщился чёрный хохолок, расправила грудку и запела снова.

Малышка без хохолка прислушалась, чуточку успокоилась, но сама петь не решалась. Сверкала глазками-бусинами, разглядывая меня каким-то особым, осмысленно-вопросительным взором.

— Та-ак… и откуда вы, ребята, взялись? — протянула, оглянувшись на дверь, будто ждала, что ответ влетит в неё бумажным самолётиком.

Как ни странно, ответ и появился. Только не через дверь.

Птичка, что, без сомнений, была самочкой, наконец решилась издать первый звук в поддержку хохлатого, важного друга, и я снова глянула на клетку. Позади неё здесь же, на столике примостился внушительный свёрток, перетянутый золотистой лентой. Его я, будучи под впечатлением, и не заметила сразу.

Стоило коснуться кончиками пальцев ленты, как на ней вспыхнули алые символы защитной печати.

«Чтобы никто, кроме меня, не вскрыл», — догадалась я. Потянула за край, и бант на удивление легко распался.

Я лишь торопливо расправила бумажную обёртку, как желудок взвыл самым неприличным образом. Впрочем, его реакцию я понимала. Сама бы, кажется, и взвыла, и взвизгнула, если бы не лишилась дара речи и не обзавелась дрожью в руках.

Невысокая корзинка, что пряталась под обёрткой, оказалась полна шоколада. Небольшие кубики, осыпанные пряностями шарики и искусно выполненные цветы с тонкими лепестками громоздились друг на друге, слагаясь в невероятной красоты пирамиду.

Пока выуживала вдруг потерявшими ловкость пальцами карточку, пытаясь не разрушить сладкое сооружение, сердце билось в глотке. Готовилось или взмыть ввысь, переполнившись счастьем, как надувной шар гелием, или ухнуть в пустоту, обожжённое разочарованием.

На мгновение я замерла, держа перед собой открыточку с тонкими силуэтами цветов, выведенными угольными и алыми чернилами на лицевой стороне. Новые обитатели моих покоев зачирикали, засвистели, будто подбадривая, и я, решительно выдохнув, раскрыла послание.