Земля матерей - Лорен Бьюкес

– Так кто у нас подыхающая кошка? – Билли обматывает ей голову бинтом. Наверное, это уже чересчур, но откуда ей знать?

– Думаю, мы обе. – Едва заметная улыбка рассекает холодное суровое лицо.

– Мя-у-уу-у! – мяучет Билли.

– Мяу! Мяу! Мяу! Мяу!

– Ты орешь так, будто у тебя течка. – Она тычется плечом Заре в спину.

– Ха!

– Привет, З.

– Ты что?

– Кто покупатель?

Зара замыкается мгновенно.

– Ты читала мои сообщения.

– Ты же читала мои.

– Не смей так делать! – Она ударяет Билли по затылку, прямо по бинтам. С силой.

– Твою мать, больно!

– Ты забыла, зачем мы здесь, забыла, как ты облажалась? – Зара выходит из ванной.

– Знаешь что? – выскакивает следом за ней Билли. – Я всё помню. А ты? Это моя сестра. Мой племянник. Я поднесла их вам на блюдечке с голубой каемкой. А ты решила остановиться в этом долбаном лагере среди белой швали и все запорола. Это твоя гребаная дорога через ад!

– Закончила? – Зара сидит на кровати, снимает ботинки. Пистолет лежит рядом на украшенном цветами покрывале. Не слишком ли откровенно?

– Да пошла ты! – огрызается Билли.

Зара поглаживает пистолет, словно домашнего питомца.

– Я ищу повод.

Билли пылает возмущением, беспокойно крутится, испытывает раздражение. Возможно, к этому примешивается и лихорадка. Ей нужны антибиотики. И – о да, справедливая доля от двух «лямов». У нее из головы не выходит то, с какой легкостью и быстротой пришел ответ. Не моргнув глазом, без колебаний, не торгуясь, не тратя время на то, чтобы подумать. Два миллиона, поднесенные на блюдечке, словно это совершенно разумная сумма.

Дыхание Зары замедляется. Она во всей своей одежде, глаза закрыты, рука возле пистолета, лежащего на отдельной подушке рядом с ее головой, на вышитом покрывале. Билли могла бы объяснить, какая это отвратительная мерзость. Покрывала никто не стирает, в отличие от постельного белья, которое кипятят после каждого использования. Билли надеется, что Зара подцепит клопов, крабов, а еще лучше – долбаную лихорадку Эбола.

Она приходит к выводу, что тут нечто большее, чем просто торговля спермой на черном рынке. Торговля «молочком» не может приносить такие деньги. Даже если ежедневно собирать «урожай» столько раз, сколько сможет надрочить подросток, экономика явно хромает. Это вроде «Де Бирс»[90] с грудой сверкающих камушков в огромном сейфе, поскольку не нужно затоплять рынок ни алмазами… ни жемчужными ожерельями[91]. Билли презрительно усмехается. Грязные шутки получаются сами собой, даже несмотря на то, что Билли предпочла бы не думать такое про своего родного племянника.

Также: экономика эпохи запрета на воспроизводство. Это чем-то напоминает краденые произведения искусства: ограниченное количество клиентов, готовых заплатить за него и обладающих возможностью сохранить это в тайне. Мало какая коллекционерка пожелает единолично владеть средствами воспроизводства. Оптовая торговля. Зачем покупать молоко, когда можно получить целую корову – точнее, молодого бычка, имеющего все шансы стать быком-производителем? Но тут мы снова возвращаемся к риску затопления рынка. Нет, Билли приходит к выводу, что тут дело в чем-то другом.

Зара хрипит и ворочается в постели. Плохие носовые пазухи. Ей следует об этом позаботиться. Если они заглянут еще в одну аптеку, чтобы купить, о, не знаю, долбаных антибиотиков.

Ключ к разгадке в синтаксисе. «Любительница рыбок и экзотика в аквариуме». У нее в памяти мучительный поход в аквариум в Кейптауне, с похмелья, когда Коул и Майлс «порадовали» ее своим приездом в гости. Мальчишке тогда было три или четыре года, он устроил настоящую истерику, катался по полу, размахивая руками и ногами и издавая истошные звуки, и все только потому, что нужно было ждать своей очереди, чтобы проползти по трубе в бассейн и вынырнуть прямо посреди рыбок-клоунов. Коул вела себя беспомощно, бестолково, пыталась отвлечь внимание сына муренами, рыбами-крылатками, «а давай посмотрим на медуз», вместо того чтобы схватить его за руку и хорошенько шлепнуть по круглой детской попке, сказав, чтобы он вел себя хорошо.

«В поисках Немо»[92], – думает Билли.

Что может стоить больше молодого мальчишки, глупого и полного спермы?

Сын.

Вечерний свет делает все вокруг плоским, поэтому пропускной пункт кажется наложенным на выжженное зноем синее небо. Тени образуют четкие геометрические узоры на бетонных баррикадах, которыми перегорожено шоссе. Витки колючей проволоки разрастаются кустарником в тени деревьев. Флора безопасности. У полицейских (разумеется, одних женщин), дежурящих на пропускном пункте, под мышками расплываются темные пятна. В отличие от сестер, все они в темных очках. И с оружием. Это вызывает в памяти аэропорт. Или блокпост. Неужели их сейчас схватят?

Мила прячется ей за спину, и трудно сказать, то ли это тревога перед чем-то нежелательным, то ли подростковая стеснительность, а может быть, в данном случае это одно и то же. Но затем Коул видит, в чем дело. Мила заметила еще одного гостя пограничной охраны, девочку-подростка, разлегшуюся на ступенях жилого фургона, поставленного перед входом в центр обработки, в шортах, переделанных из джинсов, и черных сапогах. Заметив это любопытство, девочка отрывается от сотового телефона и, подняв его, делает фотографию. Раздается щелчок затвора, призрачный электронный голос фотоаппаратов, и Коул непроизвольно вздрагивает.

Скоро. Скоро они вырвутся из всего этого, расстанутся с Церковью и окажутся на корабле, неспешно плывущем домой. Но пока что они еще здесь. Держись, малыш! Теперь осталось недолго. Барьеры нужно брать по одному. Коул одергивает «апологию», мокрыми от пота складками прилипшую к ногам.

Их сгоняют в комнату ожидания с оранжевыми пластиковыми стульями, расставленными дружелюбными кружками, похожими на смайлики, все стулья заняты женщинами, терпеливо дожидающимися обработки. Ничего подобного за всю дорогу Коул еще не встречала. Да, пограничная охрана, в каждом штате, проверяющая водительские права и иногда сертификаты здоровья, а в Оклахоме их встретили волонтеры в футболках с логотипом «ААТД», раздавшие продуктовые наборы и ваучеры на размещение. (Это породило споры, когда Умеренность сообразила, что за аббревиатурой ААТД скрывается Ассоциация атеистов, творящих добро, и пришлось решать, как быть: съесть продукты, выбросить их или попытаться обратить атеисток в истинную веру.)