Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Как глупо! Вы же понимаете, что янки навяжут нам еесилой!

— Именно это я и имел в виду, говоря, что мы чертовскипоплатимся, — сказал Эшли.

— А я горжусь нашим законодательным собранием, горжусьих мужеством! — воскликнул дядя Генри. — Никаким янки не навязать намэтой поправки, если мы ее не хотим.

— А вот и навяжут. — Голос Эшли звучал спокойно,но глаза были встревоженные. — И жить нам станет намного труднее.

— Ах, Эшли, конечно же, нет! Труднее, чем сейчас, уженекуда!

— Нет, не скажите, может стать куда хуже. А что, если унас в законодательном собрании будут одни черные? И черный губернатор? А что,если янки установят еще более жесткий военный режим?

Все это постепенно проникало в сознание Скарлетт, и глаза унее расширились от страха.

— Я пытаюсь понять, что лучше для Джорджии, что лучшедля всех нас. — Лицо у Эшли было мрачное. — Что разумнее — выступитьпротив этой поправки, как сделало законодательное собрание, поднять против насвесь Север и привести сюда всю армию янки, чтобы они заставили нас дать правоголоса черным, хотим мы этого или нет, или поглубже запрятать нашу гордость, любезносогласиться и с наименьшими потерями покончить со всем этим раз и навсегда.Конец-то все равно будет один. Мы беспомощны. Мы вынуждены испить эту чашу,которую они решили нам преподнести. И может быть, нам же будет лучше, если мыне будем брыкаться.

Скарлетт не вслушивалась в его слова — во всяком случае, ихсмысл едва ли до нее дошел. Она знала, что Эшли, как всегда, видит две сторонывопроса. Она же видела только одну: как пощечина, которую получили янки, можетотразиться на ней.

— Ты что, собираешься стать радикалом и голосовать зареспубликанцев, Эшли? — резко, не без издевки спросил дедушка Мерриуэзер.

Воцарилась напряженная тишина. Скарлетт заметила, как рукаАрчи метнулась было к пистолету и остановилась на полпути. Арчи считал — дачастенько и говорил, — что дедушка Мерриуэзер — пустой болтун, но Арчи ненамерен был сидеть и слушать, как он оскорбляет супруга мисс Мелани, даже еслисупруг мисс Мелани несет какую-то чушь.

В глазах Эшли мелькнуло изумление и тотчас вспыхнул гнев. Нопрежде чем он успел открыть рот, дядя Генри уже набросился на дедушку.

— Ах, ты, чертов.., да тебя.., извините, Скарлетт… Оселты этакий, дедушка, не смей говорить такое про Эшли!

— Эшли и сам может за себя постоять — без вас,защитников, — спокойно заявил дедушка. — А говорил он сейчас, каксамый настоящий подлипала. Подчиниться им — черта с два! Прошу прощения,Скарлетт.

— Я никогда не считал, что Джорджия должнаотделяться, — заявил Эшли дрожащим от гнева голосом. — Но когдаДжорджия отделилась, я не перешел на другую сторону. Я не считал, что войнанужна, но я сражался на войне. И я не верю, что надо еще больше озлоблять янки.Но если законодательное собрание решило так поступить, я не перейду на другуюсторону. Я…

— Арчи, — сказал вдруг дядя Генри. — Вези-камисс Скарлетт домой. Здесь ей не место. Политика — не женское дело, а мы тутскоро начнем такие слова употреблять, что только держись. Езжай, езжай, Арчи.Доброй ночи, Скарлетт.

Они поехали вниз по Персиковой улице, а сердце у Скарлетттак и колотилось от страха. Неужели идиотское решение законодательного собраниякак-то отразится на ее благополучии? Неужели янки могут до того озвереть, чтоона лишится своих лесопилок?

— Ну, скажу я вам, сэр, — буркнул Арчи, —слыхал я про то, как зайцы плюют бульдогу в рожу, да только никогда до сих порне видал. Не хватает только, чтобы эти законодатели крикнули:

«Да здравствует Джеф Дэвис и Южная Конфедерация!» — много быот этого было толку им, да и нам. Все равно эти янки решили поставить над намисвоих любимых ниггеров. Да только хошь не хоть, а за храбрость нашихзаконодателей похвалить нужно!

— Похвалить? Чтоб им сгореть — вот что! Похвалить?! Даих пристрелить надо! Теперь янки налетят на нас, как утка на майского жука. Ну,почему они не могли рати.., ратиф.., словом, что-то там сделать и ублажитьянки, вместо того чтобы будоражить их? Ведь они же теперь совсем прижмут нас кногтю, хотя, конечно, прижать нас можно и сейчас, и потом.

Арчи посмотрел на нее холодным глазом.

— Значит, чтоб они прижали нас к ногтю, а мы и пальцемне шевельнули? Право же, у бабы не больше гордости, чем у козы.

Когда Скарлетт подрядила десять каторжников, по пять человекна каждую лесопилку, Арчи выполнил свою угрозу и отказался служить ей. Ниуговоры Мелани, ни обещание Фрэнка повысить оплату не могли заставить его сновавзять в руки вожжи. Он охотно сопровождал Мелани, и тетю Питти, и Индию, и ихприятельниц в разъездах по городу, но только не Скарлетт. Он даже не соглашалсявезти других леди, если Скарлетт сидела в коляске. Получалось не очень приятно— надо же, чтобы какой-то старый головорез осуждал ее действия, но ещенеприятнее было то, что и семья ее и друзья соглашались со стариком.

Фрэнк ведь умолял ее не нанимать каторжников. Эшли сначалаотказывался иметь с ними дело и согласился лишь скрепя сердце, после того какона, испробовав и слезы и мольбы, пообещала снова нанять вольных негров, лишьтолько настанут лучшие времена. А соседи столь открыто выражали своенеодобрение, что Фрэнк, тетя Питти и Мелани не решались смотреть им в глаза. Дажедядюшка Питер и Мамушка заявили, что каторжники — они только несчастье приносяти ничего хорошего из этого не выйдет. Вообще все считали, что это не дело —пользоваться чужой бедой и несчастьем.

— Но вы же не возражали, когда на вас работалирабы! — возмущенно восклицала Скарлетт.

Ах, это совсем другое дело. Какая же у рабов была беда, да инесчастливы они не были. В рабстве неграм жилось куда лучше, чем сейчас, когдаих освободили, и если она не верит, пусть посмотрит вокруг! Но как всегда,когда Скарлетт наталкивалась на противодействие, это лишь подхлестывало еерешимость идти своим путем. Она сняла Хью с управления лесопилкой, поручила емуразвозить лес и сговорилась с Джонни Гэллегером.

Он, казалось, был единственным, кто одобрял ее решениенанять каторжников. Он кивнул своей круглой головой и сказал, что это — ловкийход. Скарлетт, глядя на этого маленького человечка, бывшего жокея, твердостоявшего на своих коротких ногах, на его лицо гнома, жесткое и деловитое,подумала: «Тот, кто поручал ему лошадей, не слишком заботился о том, чтоб онибыли в теле. Я бы его и на десять футов не подпустила ни к одной из своихлошадей».

Ну, а команду каторжников она без зазрения совести готовабыла ему доверить.

— Я могу распоряжаться этой командой как хочу? —спросил он, и глаза у него были холодные, словно два серых агата.