Город, который забыл, как дышать - Кеннет Дж. Харви

Старушка совсем растрогалась. Ну надо же, еще и вежливый. Видно, что с голоду помирает, а нипочем не признается.

— Надо кушать, надо. Зубы-то у тебя вон какие ладные.

Сержант хмыкнул и выпрыгнул из машины. Он обежал капот, открыл пассажирскую дверцу и подал мисс Лэрейси руку. Ну, прямо, джентльмен. Старушка застенчиво улыбнулась.

— Ах ты, милый какой, — сказала она. — Нянчишься со мной, что с твоей королевой. Подружка-то у тебя есть?

— Есть. — Он слегка помрачнел. — Жена.

— Болеет она у тебя, — сказала мисс Лэрейси, жалея, что Чейз перестал улыбаться. Она сочувственно кивнула и поднялась на цыпочки, чтобы погладить его по щеке. — Но твоей вины в том нет. Ты парень добрый. И с женою ласковый, слова грубого ей не скажешь. Сердце у тебя золотое. Это все тесто…

— Что?

— Тесто тебе покою не дает.

— Какое тесто?

— Из какого тебя замесили. То одна закваска в тебе бродит, то другая. В наши дни мало радости полукровкой быть. Нынче молодняк только об этом и болтает.

Чейз посмотрел на бухту. Аура его сразу потемнела до оранжевой, но все же осталась теплой и доброй, хоть ему сейчас и не по себе. У людей послабее аура стала бы сиреневой с коричневыми пятнами. Вот это цвета нехорошие. Это значит, человек у других силы забирает. Чейз снова посмотрел на мисс Лэрейси — и улыбнулся. Вдвоем они легко дошли до двери рыбозавода, но на ступеньках старушка споткнулась и чуть не упала. Колени подвели. Сержант с часовым помогли ей перебраться через порог.

— У меня от рыбы раздражение, — призналась мисс Лэрейси. — Это мне доктор сказал. Теперь у всех от чего-нибудь раздражение.

Они зашли в морозильную камеру. Старушка оглядела белые столы. Когда-то она тут работала, разделывала треску. Да кто из женщин тут не работал? Раньше в Уимерли все было четко: женщины — на рыбозавод, мужчины — в море. С тех пор многое переменилось.

Тела еще никто не вскрывал, они лежали на столах целые и невредимые.

— Святые заступники! — воскликнула старушка, открыв от удивления рот. Дело было не в том, что мисс Лэрейси никогда не видала столько трупов сразу, а в том, что прямо под потолком витали янтарного цвета духи, растерзанные на куски. Они плакали. Опускались к своим мертвым оболочкам, начинали плакать еще громче и снова поднимались под потолок. Будто что-то не пускало их внутрь.

У Тари взяли анализ крови. В тонкую белую кожу на сгибе локтя воткнули иглу. Девочка даже не пошевелилась. Пробирка наполнилась густой красной жидкостью. Намного более густой, чем представляла себе Ким. Ужасно, когда у маленького больного ребенка берут кровь. В таком тщедушном тельце ее всего-то ничего. Медсестра сложила пробирки в зеленый лоток на тумбочке у кровати. Хотя эта милая женщина работала крайне внимательно и осторожно, Ким такие процедуры все равно казались варварством. Она находилась в каком-то забытьи, и только сильный запах больничного антисептика время от времени возвращал ее к реальности. Запахло спиртом. Ким отвернулась и посмотрела на соседнюю койку. Там лежал Джозеф, неотрывно глядя в потолок пустыми глазами. Что же с ним такое? Доктор Томпсон помог ему добраться до кровати, и теперь Джозеф дышал при помощи аппарата искусственного дыхания. Ким вспомнился день отъезда мужа и дочери в Уимерли. Погода стояла отличная, багажник загрузили всякой всячиной для отпуска. Джозеф тогда выглядел счастливым. И психически здоровым. Ким передернуло.

Она взглянула на медсестру. Женщина улыбнулась успокаивающе и перед уходом с нежностью, почти с любовью еще посмотрела на Тари. В головах постели пищал кардиомонитор. Ким вспомнила о своем компьютере, о статье, о сроках сдачи. Еще совсем недавно она волновалась, что не сдаст работу в срок. А теперь все прошлые волнения потеряли для нее смысл. Ничтожные беды, ничтожные заботы. Под ногами кафель. Дочь на больничной койке. Вот это важно. Это может в корне переменить жизнь. И обратного хода уже не будет.

Когда муж перестал дышать, доктор Томпсон кинулся к нему с удивительной для своих лет живостью. Он помог Джозефу добраться до соседней кровати. Из-за стеклянной перегородки выскочила медсестра, и доктор потребовал кислород. Сестра почти сразу вернулась с большим баллоном на колесиках. Следом прибежал еще один врач. Медики действовали умело и слаженно, они сделали все возможное, чтобы спасти мужа. Теперь в реанимационном отделении не осталось ни одной свободной койки. Доктор Томпсон предупредил персонал, что за больным нужно наблюдать в течение ночи, и если состояние не ухудшится, перевести на другой этаж.

По всей видимости, Джозеф никого не узнавал. Он смотрел на жену, явно стараясь что-то припомнить. «Возможно, это переутомление», — прошептал доктор Томпсон. Он отвел Ким в дальний угол палаты, чтобы обсудить состояние нового пациента. Стресс. Оказывается, Джозеф принимал лекарства от стресса. А она и понятия об этом не имела. Джозеф вообще не жаловал всякие пилюли. Даже таблетку от головной боли в него никогда не удавалось запихать. Видимо, их развод и события последних недель привели к нервному срыву. Томпсон дал понять, что болезнь Джозефа, очевидно, не связана с нынешней эпидемией. Скорее, корни ее в психосоматических реакциях. Сильное волнение и боязнь заразиться привели к похожим симптомам. Томпсон объяснил Ким, что до сих пор эпидемия поражала исключительно жителей Уимерли. Поскольку Джозеф из Сент-Джонса, ему ничего не угрожает. Случаев заболевания среди приезжих пока не зафиксировано. Ким кивнула, но тут же сообразила, что отец Джозефа местный, из Уимерли. В ужасе она рассказала об этом врачу. Томпсон помолчал, подыскивая подходящие слова, и наконец произнес: «Постарайтесь не волноваться».

Джозеф лежал на постели, такой больной и такой беспомощный. У Ким в душе всколыхнулись прежние чувства, хоть муж и вел себя в последнее время ужасно. Неужели он умрет? Неужели амнезия не минует и его? Она вдруг ясно увидела свой дом, входную дверь, цветочные клумбы, кусты, волчью ягоду во дворе. Ей нестерпимо захотелось, чтобы Джозеф, и Тари, и она сама снова были вместе как раньше. Они все преодолеют, если болезнь отступит. Здоровье. И дом. Ее дом. Их дом, который всегда защитит, главное, не покидать его. Что может быть лучше — спать рядом, тесно прижавшись друг к другу. Когда-то они были целой семьей.

А теперь вместо семьи — две больничные койки. На одной — муж, на другой — дочь. Оба больны, и некому утешить Ким. Когда-то она черпала силы от Джозефа, пусть даже через ссоры. И чего они вечно ссорились? Что делили? Ким казалось, что она теперь одна на всем белом свете.

Закрывая глаза, Джозеф видел сплошную серую пелену. Полное оцепенение. Не пошевелить ни рукой, ни ногой. О том, чтобы встать, не может быть и речи. Проще взлететь к потолку. Он сам теперь серая пелена. Граница между «я» и этой серостью совсем стерлась. Наверное, глаза открыты, раз комната видна. Полумрак. Женщина у постели. Какое страшное лицо. А на соседней кровати — девочка. Совсем маленькая. Ужас какой! Женщина нежно перебирает ей светлые пряди. Далеко. Как они далеко! На мгновение Джозефу показалось, что его в комнате нет. Тяжесть в груди. Он сделал глубокий вдох и отвернулся к окну. Ко рту тянется какая-то трубка. Через нее в легкие со свистом врывается удивительная свежесть, чистота. Вот только разогнать туман в голове ей не под силу. Зато во рту и в горле искорки. Ночь. Тьма проникает в мозг, уносит с собой остатки мыслей. Страшно! Уж лучше на людей смотреть. Женщина и ребенок.