Врангель. Последний главком - Сергей Карпенко

— Полноте, Иван Павлович... Не будем слишком придирчивы... — Деникин глянул на Романовского с лёгкой укоризной. — Куда важнее, что он лёг казакам на душу.

Вагон всё сильнее качало на стыках. Деникин опустился на диван, глубоко провалившийся под ним. Как раз на то место, где сидел Врангель.

— Так-то оно так, Антон Иванович, но как бы это не превратилось в лишнюю пару вожжей для его честолюбия.

Романовский остался при своём мнении, но тон смягчил. Меньше всего ему хотелось испытывать на прочность душевное равновесие близкого человека. В конце концов, это его, начальника штаба, забота — брать на себя улаживание дрязг и одёргивать начальников дивизий, когда те переходят грань дозволенного. Главнокомандующего никакая грязь касаться не должна.

— Поживём — увидим, Иван Павлович... Но греха таить нечего: Покровский и Шкуро, как бы хорошо ни воевали, в любой момент способны угостить нас таким сюрпризом, что будь здоров... На них мы до конца положиться не можем. А Врангель, даст Бог, возьмёт в руки кубанскую конницу. Не только части, но и начальников.

— Будем надеяться.

Оторвавшись от сводок, Романовский ободряюще улыбнулся Деникину. Кому, как не ему, понятны тревоги главкома. Полгода висит над армией дамоклов меч: угроза альянса Скоропадского, Краснова и Быча, направленного не только против большевиков, но и против них. Теперь судьба этот меч отводит: уйдут немцы, союзники или приберут к рукам, или вовсе уберут Скоропадского и Краснова, исчезнет угроза отрыва Украины и Дона от России. Но кубанская заноза засела слишком глубоко, и вытащить будет не так-то просто. Да тут ещё проходимец Покровский в лекари напрашивается...

— Может быть, следовало, Иван Павлович... прямо сказать Врангелю, что именно Покровский предложил мне перевешать Раду?

— Да нет... Незачем ему знать лишнее.

Врангель остановил кабардинца на опушке низкого редкого леса, по краям обросшего кустарником.

Ни огонька, ни звука — Ставрополь словно вымер. И саван из сумерек и тумана плотно накрыл и его, и гору, на которой он выстроен... Лишь изредка над центральной частью тускло вспыхивают разрывы шрапнели. И, опаздывая, долетают сначала хлопки, а потом, откуда-то с северной окраины, приглушённый гром орудийных выстрелов... Не иначе работают батареи Боровского... Неожиданно застучали, резко и зло, пулемёты. Это ближе — на участке Дроздовского. Странно, артиллерия красных отмалчивается...

Продрог, но никак не хотелось возвращаться в немецкую колонию Иогансдорф — к теплу и горячему чаю, — не увидев города. Досада какая! Отсюда Ставрополь должен просматриваться до центральных кварталов... Словно Град-Китеж... Хотя нет, наоборот всё: он явился освободить город, а тот вознёсся в небеса. И с погодой творится чёрте что...

...Ледяной ветер с севера выдохся. Задувший ему на смену тёплый юго-западный принёс обложной дождь. Особенно сильно он лил в самое неподходящее время — на марше или при атаке. А на утренних и вечерних зорях всё вокруг заволакивал парующий туман. Сырость оказалась не лучше стужи: проникала не только под черкеску, но даже в чувяки.

Однако идти коннице стало легче: на плоскогорье, где к чернозёму примешаны глина и щебень, овраги помельчали, а потому грунтовые дороги выровнялись и не раскисали, как на Кубани.

Красные, разбитые и подавленные, сопротивлялись слабо. Сенгилеевскую удерживать не стали и, прикрывшись конными арьергардами, отступили к Ставрополю.

Нынешним утром полки 1-й конной дивизии подошли к городу и за светлое время заняли позиции против его западной и северо-западной окраин, справа и слева от искусственно насаженного леса.

На правом фланге 2-я бригада Топоркова вошла в соприкосновение с частями Казановича в районе села Татарка. На левом — бригада Чекотовского установила связь с 3-й дивизией Дроздовского, позиции которой протянулись от северной оконечности леса к железнодорожной ветке на Кавказскую. 1-ю бригаду — её временно командующим, недолго поколебавшись, Врангель назначил не Муравьёва, а Бабиева — оставил в резерве и сосредоточил в колонии Иогансдорф, укрыв от глаз противника лесом. И сам остался с ней.

По сводкам от соседей, все дивизии после полудня сомкнули фланги, завершив тактическое окружение Таманской армии и прочих частей противника. Основные силы таманцев, если верить разведке, расположены против Дроздовского. По этой причине стык между его дивизией и 3-й внушал Врангелю некоторые опасения.

Не позже полуночи ожидалась директива Ставки об общей атаке.

Пока со станции Рыздвяная, где встал поезд Деникина, пришла одна-единственная телеграмма. Приказом по армии объявлялось: 29 октября доблестные войска генерала Покровского, продвигаясь к Ставрополю, заняли станицу Темнолесская — тем самым вся Кубанская область освобождена от большевиков. Прочитав, ощутил и радость, и досаду...

...К вечеру напор мыслей о завтрашнем бое радость вытеснил, досаду — не до конца. Надо же, как кстати! Аккурат к открытию Рады. Не об этом ли главком просил Покровского, когда ездил к тому в Невиномысскую? Теперь эта задница — герой из героев, освободитель Кубани.

Ноги совсем застыли. Нет, всё-таки эти кавказские чувяки, хотя и в галошах, не по нему. Сапоги посуше и потеплее будут. Слава Богу, успел до затяжных осенних дождей вырваться из непролазной кубанской грязи на твёрдую Ставропольскую возвышенность...

Обернулся: чуть углубившись в лес, запорожцы развели на прогалинах костры. Сгрудились вокруг них, нахохлились под шинелями и мохнатыми бурками, греются и пьют чай, зажав между ладонями алюминиевые кружки. Смирно стоят, засыпая, казачьи кони, привязанные к деревьям.

Долетела грубая ругань. По видимости, Топорков распекает какого-нибудь бездельника.

Всё, пора и самому пить чай и спать...

В колонии, поразительно чистой и богатой, разделённой прямыми улицами на кварталы, бодрствовали только посты, выставленные от 1-го Екатеринодарского полка.

В просторном, из жжёного кирпича, доме шульца[69] Врангеля ждали отведённая квартира и обещанный Гаркушей «чай»: широкий стол в парадной комнате был заставлен так, будто завтрак, обед и ужин собрались вместе. Пышные, сильно подрумяненные пироги и пиво в высоких кружках цветного стекла подавляли прочую снедь.

Предпочтение всё-таки отдал сыру, который варят здешние колонисты: янтарному, необычайно душистому, с крупными дырками. Толстая восковая корка снималась на удивление легко и чисто... Жевал с наслаждением один ломоть за другим. Пробовал, намазывая на воздушные и пахучие ломти ещё горячего пшеничного хлеба, разные сорта мёда, от золотистого до коричневого. Отогревался терпким травяным чаем с мятой.

Расслабляющим умиротворением веяло от аккуратно беленных стен и потолка, подпирающих его наружных балок тёмного дерева, ярко-жёлтых занавесок на окнах, тяжёлой полированной мебели и высоких растений в кадках, обёрнутых в разноцветные узорчатые салфетки. Витал приятный, чуть сладковатый запах. Никакой тебе вони, никакого чада от печки, никаких мух...