Цикл оборотня - Стивен Кинг

Киннелл достал из багажника картину. Тетю действительнопротащило, но не так, как рассчитывал Киннелл. Она вдруг страшно побледнела.Киннелл в жизни не видел, чтобы люди бледнели вот так – словно вся краска разомсошла с лица.

– Жуткая вещь, нехорошая, – натянуто проговорила тетя, ибыло заметно, что она изо всех сил старается чтобы не дрожал голос. – Мне ненравится. Наверное, я понимаю, чем она привлекла тебя, Ричи. Только ты-тоиграешь в свои кошмары, а здесь оно все настоящее. Убери ее лучше обратно вбагажник, сделай тете приятное. А когда будешь ехать через Сако, я тебе оченьсоветую: остановись на мосту и брось ее в реку.

Киннелл обалдело уставился на тетю. Он никогда не видел еетакой. Тетя Труди плотно сжимала губы, пытаясь унять дрожь. И она уже недержала себя за локти – нет, она буквально вцепилась ладонями в локти, какбудто пыталась сдержать себя, чтобы не сорваться с места и не убежать. Онакак-то вдруг постарела и из крепкой шестидесятилетней женщины превратилась в дряхлуюдевяностолетнюю старуху.

Киннелл не мог понять, что происходит.

– Тетя? – осторожно проговорил он, уже начиная тревожиться.– Что-то не так?

– Вот это не так. – Она оторвала правую руку от левого локтяи ткнула пальцем в картину. – Удивительно даже, что ты сам ничего не чувствуешь– при твоем-то богатом воображении.

Нет, кое-что Киннелл чувствовал. Определенно чувствовал.Иначе бы не стал отваливать за картину сорок пять долларов. Но тетя Трудичувствовала что-то другое.., или что-то сверх того, что чувствовал он сам.Киннелл повернул картину к себе (до этого он держал ее так, чтобы тетушке былоудобнее смотреть) и еще раз взглянул на нее. И увидел такое, от чего у негоперехватило дыхание, как от удара под дых. Внутри все оборвалось.

Картина переменилась. Не сильно, но все же переменилась.Улыбка белобрысого парня растянулась шире, заточенные людоедские зубы сталивидны еще лучше. Теперь он прищурился посильнее, и от этого вид у него стал ещеболее искушенным и еще более злобным.

Неуловимая перемена в улыбке.., губы, растянутые чутьпошире, так что острые зубы видны еще лучше.., другой прищур.., другойвзгляд.., черты, которые очень зависят от субъективного восприятия. Такие вещине запоминаешь в точности, всегда есть вероятность, что ты просто ошибся. Темболее что Киннелл не особенно-то и приглядывался к картине, когда ее покупал.Да и миссис Даймент совершенно его уболтала. Она была явно из тех непомернообщительных женщин, которые так тебя заговорят, что потом в голове еще долгобудет зудеть.

Но была еще одна вещь, которую никак нельзя было списать нафокусы памяти и субъективного восприятия. Пока картина лежала в багажнике,молодой человек сдвинул левую руку – которую он поначалу держал поверх дверцы,– и теперь Киннелл разглядел татуировку, которой не было видно раньше.Обагренный кровью кинжал, оплетенный виноградными листьями. А под ним –надпись. Киннелл разобрал только два слова: «ЛУЧШЕ СМЕРТЬ». Но вовсе необязательно быть популярным писателем – автором многих бестселлеров, чтобысообразить, что там написано дальше. В конце концов, «ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧЕМБЕСЧЕСТЬЕ» – это как раз та вещь, которую бесноватые дорожные странники,приносящие только несчастья, типа этого парня с людоедской усмешкой, обычно ивытатуировывают у себя на руке. А на другой руке – туза пик или цветок вгоршочке, подумал Киннелл.

– Тебе она очень не нравится, тетя? – спросил он.

– Очень не нравится.

И тут Киннелл заметил еще одну любопытную вещь. Тетя Труди,оказывается, отвернулась и теперь делает вид, что с интересом смотрит на улицу(хотя на улице не было ничего интересного: обычная сонная и пустынная улица,разморенная жарким послеобеденным солнцем), лишь бы только ненароком невзглянуть на картину.

– Отвратительная картина. Давай ты ее уберешь, и пойдем вдом. Сдается мне, тебе надо кое-куда зайти.

***

Как только Киннелл убрал акварель в багажник, тетя Трудисразу воспряла духом и, как говорится, вновь обрела свою прежнюю savoir-faire.Они немного поговорили о матери Киннелла (живет в Пасадене), о его сестре (вБатон-Руже) и о его бывшей жене Салли (в Нашуа). Салли была дамойсамостоятельной и не без прибабахов. Она держала приют для бездомных животных вздоровенном жилом автоприцепе и выпускала два ежемесячных журнала. В «Гостях стого света» публиковались статьи о всяких астральных делах и якобы правдивыеистории из жизни духов и привидений. В «Пришельцах», как явствует из названия,печатались рассказы людей, которые так или иначе общались с инопланетянами.Киннелл давно уже не посещал никаких сборищ, на которых писатели встречаются свосторженными читателями, помешанными на фэнтези и ужасах. Как он иногдаговорил знакомым, для одной жизни одной Салли вполне достаточно.

Когда он наконец собрался ехать, была уже половина пятоговечера. Тетя пошла проводить его до машины. Она настойчиво зазывала его остатьсяпоужинать, но Киннелл решил не терять день.

– Если я выеду прямо сейчас, то успею проехать большую частьпути до темноты.

– Ладно, – сказала тетя. – И ты прости, что я так разругалатвою картину. Конечно, она тебе нравится. Тебе всегда нравились.., всякиестранные вещи. Просто мне она показалась.., какой-то не такой. Может быть, ячего-то не понимаю. Но это лицо… – Она невольно поежилась. – Ужасное лицо. Какбудто ты на него смотришь.., и чувствуешь, что он тоже на тебя смотрит.

Киннелл улыбнулся и чмокнул тетушку в кончик носа.

– Тетя, ты просто чудо. У тебя у самой богатейшеевоображение.

– Ну да, это у нас семейное. Кстати, не хочешь еще разсходить в туалет на дорожку? Он покачал головой.

– Я же не для этого заезжал.

– Да? А для чего ты тогда заезжал?

– С тобой побеседовать, тетушка, – улыбнулся Киннелл. – Ты унас все про всех знаешь: кто хороший, а кто плохой. И ты не боишьсярассказывать то, что знаешь.

– Ладно, езжай уже. – Тетя пихнула его в плечо, изображая досаду.Но на самом деле она была очень довольна. – На твоем месте я бы поторопиласьдомой. Я бы, наверное, с ума сошла, доведись мне ехать одной в темноте с этимпротивным и злобным парнем, пусть даже он и лежит в багажнике. Я хочу сказать,ты его зубы видел? Ну вот!

***

Киннелл все-таки выехал на автобан, чтобы выгадать вскорости, и гнал как сумасшедший до самой заправки «Грей». На заправке он решилостановиться и еще раз взглянуть на картину. Должно быть, тетушкина тревогапередалась и ему, как зараза. Впрочем, он был уверен, что дело не в этом.Просто не давало покоя одно неприятное ощущение. И вот теперь Киннелл мучился:показалось ему или картина действительно переменилась?