ПЬЕР - Герман Мелвилл

появление этого небольшого тихого ретроспективного эпизода в карьере моего героя – этакого мелководного роскошного резного моста Теппен Зи на другом моём глубоком и бурном Гудзоне – связано с тем, что я тоже начинаю нетерпеливо разворачивать и натирать воском безопасности печаль и сантименты.

Теперь то, что до настоящего времени было представлено в отношении Пьера в качестве мусора, как и в некоторых случаях появления первых неизбежных плодов гения, безумно противоречило тому факту, что первые изданные работы многих хвалёных авторов стали зрелыми символами гения – ведь мы не знаем, как они много ранее сотворили для огня или издали приватно в своих собственных мозгах и по-быстрому там растоптали. И в более простых случаях непосредственного литературного успеха очень молодых писателей почти неизменно отмечается, что этим моментом успеха они были в основном обязаны определённому богатому и специфическому жизненному опыту, воплощенному в книге, которая по той же самой причине содержала ту же самую оригинальную тему. И этого самого автора, поверьте, нужно считать оригинальным; таким образом, множество оригинальных книг оказались продуктами весьма заурядных умов. Действительно, человек должен быть в немалой степени осмотрительным и последней тряпкой отгонять подальше мух своего тщеславия. Мир всегда впустую болтал об оригинальности, но никогда ещё не было особенного человека, заранее предназначенного для этого мира; самый первый человек – тот, кто, по словам раввинов, был также самым первым автором – не был изначальным; единственный изначальный автор это Бог. Имей Мильтон частичку Каспара Хаузера17, он был бы так же свободен, как и Хаузер. Хотя нагая душа человека, конечно же, содержит один скрытый элемент интеллектуальной продуктивности, однако никогда ещё не было ребенка, произошедшего только от одного родителя; видимый мир переживаний, производящий то, что оплодотворяет музу, обоюдно и с успехом соединяет два противоположных качества, и это не выдумка.

В мире существует бесконечное количество глупых мнений по всем этим вопросам; следовательно, не обвиняйте меня, если я добавлю к ним свою лепту. По всей видимости, невозможно рассказать о себе или описать самого себя, не оказавшись резко и беспомощно открытым; Неуязвимый Рыцарь носит свое забрало. Однако, болтовня приятна, поскольку занимает время перед тем, как мы походим к нашим кроватям; и речь разливается, когда мы получаем плату за наше дыхание, словно прогуливающиеся итальянские импровизаторы. И мы оказывается весьма благодарными, когда зевки аудитории отпускают нас с несколькими дукатами, которые мы заработали.

II

Как, возможно, было предсказано заранее, планы Пьера относительно его финансовой независимости в городе были основаны на его предполагаемых литературных способностях. А чем ещё он мог заниматься? У него не было какой-либо профессии или какого-либо дела. Теперь он был бы счастлив, если бы Судьба сделала его кузнецом, а не джентльменом, Глендиннингом и гением. Но здесь он был непростительно опрометчив, пусть не абсолютно, а в определенной степени, на своем собственном личном опыте убедившись в том факте, что в целом у журнала молодой американской литературы невозможно выменять несколько пенсов за свои вирши. Такие случаи навечно вписываются в летописи, и отказываться от денег было бы и безумием, и неблагодарностью.

Но с самого начала прекрасное социальное положение и благородное наследство оказалось Пьеру в целом ненужным, чтобы заработать в мире минимум собственных фартингов, руками или умом. Это может оказаться желательным для того, чтобы здесь немного объяснить, куда и как мы идём. Мы так и сделаем, но обязательно в целости. И это преамбула.

Иногда каждый возможный принцип или мысль кажутся устаревшими, и всё же среди старых вещей в этом никогда не наполняющемся запасе никогда не приходит мысль, что какая бы ситуация не сложилась, пусть даже процветание и счастье, человек из-за неё всё же будет пребывать в раздражении и будет выходить из себя и сейчас, и даже потом, из-за любых сложившихся обстоятельств. В то время, когда множество бедных, чернильных галерных рабов работало тяжёлым веслом из птичьего пера ради получения каких-то средств для противостояния силам природы, Пьер в часы своих болезненных самоупреков относительно несерьезности его заработка считал его неизбежным позором. И в то время, когда чернильный галерный раб прыгал при этом от восхищения – не заботясь о слабых швах своих панталон – хозяин всего земельного дохода (в самой отдаленной перспективе наследования обширных ферм в Оседланных Лугах), навсегда освобожденный от ношения на своих руках этих предательских пятен бедности – а именно, пятен от чернил – сам Пьер был бесспорным и фактическим обладателем материй, с безнадежно тоской желаемых другими людьми. И тогда вершиной мирского устремления Пьера стала способность похвалиться, что он написал о таких материях, за которые издатели что-то готовы были заплатить, как при простой сделке, которая, как они полагали, окажется прибыльной. Все же, в целом, нерешительность и простодушие, которые можно было разглядеть в Пьере, заранее позволяют нам немного далее продвинуться в исследованиях и увидеть, так ли это на самом деле.

Пьер был горд, а гордый человек горд той разновидностью гордости, которую он подразумевает, и всегда держится на легкости тех предметов, пусть даже легко приобретенных, которыми он сам себя обеспечил. Это была та гордость, приводящая к закономерному выводу, что человек не ест хлеба, семена для которого он не сам бросил в землю, и без абсолютного унижения от того, что эти же семена были одолжены у некоего предыдущего плантатора. Гордому человеку нравится чувствовать себя в самом себе, а не отображением в других. Ему нравится быть не только своей собственной Альфой и омегой, но и отчетливо ощущать все промежуточные градации, а затем сойти прочь со своего собственного пути в бесконечный неощутимый эфир. Какой же восторг испытал Пьер, когда впервые в обеих его благородных руках зазвенела плата за его труд! При разговоре о барабанах и дудочке эхо от звонасвоим трудом заработанных монет вдохновляет больше, чем все трубы Спарты. С каким же презрением следил он теперь за великолепием своих наследственных залов – драпировкой, картинами и хвастливыми историческими гербовниками и баннерами славы Глендиннингов, будучи уверенным, что если появится потребность, он не окажется вынужденным воскрешать прошлое и раскапывать могилу своего дедушки – индейского вождя – из-за наследственных меча и щита, самым позорным образом заложенных ради его жизни! Он может жить самостоятельно. О, Пьер теперь был дважды благословлен ощущением своих практических способностей.

У механика или поденщика есть только один источник существования: его тело должно кормить само себя. Но только вот Пьер не мог заниматься тем же; он мог заняться чем-то иным и, позволив своему телу лениво развалиться дома, послать свою душу трудиться, после чего его душа должна была честно вернуться назад и отдать его телу заслуженное вознаграждение. Так например, некоторые не имеющие профессии господа с аристократического Юга, кому случилось владеть рабами, дают этим рабам свободу, чтобы те пошли и искали работу, и каждую ночь возвращались с заработком, составляющим доход этих неработающих господ. Вдвое способней и вчетверо сильней тот человек, у которого в теле поденщика живет трудящаяся днём душа. Все-таки никому не позволяйте быть таким самонадеянным. Наш Бог – бог-ревнитель – не завещал того, что любой человек должен постоянно носить хотя бы малейший оттенок его собственных признаков. Обузданные и впряженные в плуг тело и душа, как одно, так и другое, в конце концов, должны обязательно попасть в борозду. Если будете хранить ваше тело чрезмерно чувствительным к труду, то ваша душа укрепится усердием, или, если вы оставите вашу душу чувствительной к труду, то тогда усердием укрепится ваше тело. Выбирайте! Они оба долго не пробудут запряженными в одном хомуте. Поэтому, согласно самому решительному и возвышенному сравнению, украдкой пришедшему в облаке Правды, даже шестидесятидвухфунтовый снаряд, выстреленный вверх, оказывается в конце концов на земле; как бы мы не старались, мы не можем сойти с орбиты Земли и встретиться с красотами других планет, поскольку закон земного тяготения простирается дальше собственной земной атмосферы.

По действующему мнению об этом мире,