Дьявол против кардинала - Екатерина Глаголева

Пока ее каблучки стучали по паркету, в голове гудела разноголосица мыслей, вызванных неожиданным предложением. Если это шутка, то очень злая! Правда, Сен-Марс уже давно преследует ее своими ухаживаниями, но его мамаша, верно, подобрала ему партию получше. И потом, король наверняка не даст согласия на брак; не разрешил же он Мари де Отфор выйти замуж за Жевра! Хотя тут другое дело; Сен-Марс мужчина, Люинь же был женат… Да полно, вправду ли он хочет на ней жениться? Все знают, что он завсегдатай в доме Марион Делорм на Пляс-Рояль! Впрочем, не свататься же он к ней ездит; она многих принимает, были бы деньги… Может быть, спросить совета у кардинала? Нет, лучше пока ничего ему не говорить…

В приемной она почти столкнулась с Мари де Отфор, которая шла к ней навстречу.

— Ну где же ты пропадаешь? — воскликнула та. — Сколько можно ждать!

— Представь себе, меня задержал на лестнице господин де Сен-Марс и говорил мне всякие глупости.

— Он просто нахал и невежа! — Мари вспыхнула, и глаза ее гневно загорелись. — Просто непонятно, как он сумел втереться в доверие к королю! Наговаривает ему на меня, несчастный соглядатай, кардиналов прихвостень! Я буду не я, если уже через полгода его не прогонят!

Обе, шурша юбками, скрылись за дверью в зал, где уже шла репетиция.

В сентябре Ришелье постиг новый удар: кардинал де Лавалетт скончался в Лионе от пневмонии. Четыре месяца он держал осаду в цитадели Турина, после того как жители города открыли ворота испанцам, которых привел Томас Савойский. Затем вступил в переговоры и ловко сумел повернуть дело так, чтобы избежать капитуляции, заключил перемирие на два месяца, вывел свои войска из Турина и сохранил для Франции несколько крепостей. Но смерть ему провести не удалось… Сидя на постели, Ришелье раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками. Если б он мог отдать свою кровь, чтобы спасти жизнь друга! Но поздно, поздно, поздно…

Людовик приехал в Гренобль, чтобы встретиться там с Кристиной. Они не виделись десять лет. Располневшая Кристина теперь поразительно напоминала свою мать: та же надменная поза, то же упрямое выражение лица, та же манера нервно обмахиваться веером, сдувая кудряшки с выпуклого лба. Ришелье не любил и глубоко презирал эту недалекую, самовлюбленную женщину, а теперь к его чувствам примешивалась еще и злость: кардинал де Лавалетт отдал свою жизнь, чтобы эта клуша, тайно вывезенная из Турина под покровом ночи, строила из себя владетельную герцогиню.

Возможно, сходство с матерью бросилось в глаза и Людовику; во всяком случае, он говорил с сестрой сухо и без всякой душевной теплоты. Он предложил взять на себя заботу о воспитании племянника — ее четырехлетнего сына Карла-Эммануила II — и вплоть до его совершеннолетия установить над Савойей французский протекторат. Кристина усмехнулась:

— Протекторат! Уж не готовите ли вы Савойе судьбу Лотарингии?

— Поймите же, — Людовик уже выходил из себя, — вы можете лишиться регентства, а ваш сын — престола. Сила сейчас на стороне братьев вашего мужа, а вы здесь никто, понимаете вы это или нет?! Я предлагаю вам помощь, заботясь о вас как брат!

— Ах, вот как? — Кристина вложила в эти слова всю иронию, на какую только была способна. — Какая трогательная братская любовь!

Людовик вскочил со стула и несколько раз прошелся по комнате. Встретился взглядом с Ришелье, стоявшим у окна: ну как с ней прикажете разговаривать? Кристина продолжала обмахиваться веером, сидя в кресле.

— Да будет вам известно, ваше высочество, что у короля Франции есть собственные государственные соображения, — сдерживаясь изо всех сил, заговорил кардинал. — Ему не нужны враги на границах королевства. Если вы не способны осознать, что ваш брат заботится и о ваших интересах, ему остается лишь договориться с принцем Томасом и кардиналом Морицем. Франция важнее семейных уз.

— Ну конечно! — герцогиня вскочила с кресла, словно ее подбросило пружиной. — Кому об этом говорить, как не вам! Ведь это вы разрушили нашу дружную семью!

Ришелье обменялся взглядом с королем: начинается!

— Мой брат слишком доверчив и мягок, — продолжала Кристина, — тогда как ему следовало бы…

— Довольно! — резко перебил ее Людовик. — Предоставьте мне самому решать, что мне делать. Вы не желаете моей опеки?

— Нет!

— В таком случае, знайте: я не предлагаю дважды.

Людовик вышел, грозно насупив брови; Ришелье последовал за ним под уничтожающим взглядом герцогини.

В конце октября молодой голландский адмирал Мартин Тромп разгромил в Ла-Манше испанский флот. Из семидесяти кораблей уцелели только семь, сумевшие добраться до Дюнкерка. Десятитысячный десант, который должен был высадиться в Пикардии, лежал теперь на дне моря, и кардинал-инфант во Фландрии мог рассчитывать только на свои силы. Но Франция не сумела воспользоваться этим успехом: как всегда, внешние проблемы не удалось решить из-за внутренних. В Нормандии пятый месяц продолжалось восстание босоногих — крестьян, добывавших соль. С началом войны пришлось ввести новые налоги — на соль, напитки, табак, карты, игру. Ришелье поступал так против воли, зная, что добром это не кончится, но иначе не мог. Он обложил налогом и богатых, «новых дворян», вотчинные земли, сдаваемые внаем. И вот теперь приходилось снимать с фронта лучшие части — между прочим, иноземных наемников, на уплату жалованья которым и шли эти чертовы налоги, — чтобы железной рукой усмирять бунтующих крестьян.

Ришелье порой начинал роптать, но тотчас сам этого пугался и вымаливал у Бога прощение. У него было такое чувство, что он лезет на высокую стену по веревочной лестнице, и как только ставит ногу на новую ступеньку, та обрывается.

Людовик, поначалу недолюбливавший Сен-Марса, теперь уже души в нем не чаял и не мог без него обойтись. Молодому маркизу удалось то, что до сих пор не удавалось никому: в Пикардии король принимал участие в пирушках в мужской компании, когда пили круговую, произнося здравицы в честь друг друга. Правда, он быстро от этого устал, однако ему нравилось новое для него чувство бесшабашности и грубоватого задора. Здесь не было «всех этих женщин», капризных, неверных и лукавых; все они друг друга стоят, и мадемуазель де Отфор ничем не лучше герцогини де Шеврез. А мужчины — не подушки, чтобы женщины втыкали в них свои шпильки!

В таком боевом настроении он вернулся в Сен-Жермен, поселившись в Новом замке. Анна Австрийская жила в Старом, целиком поглощенная заботами о сыне, который уже начал ходить и вызывал умиление на женской половине своим милым лепетом. При виде отца, пахнущего кожей и лошадьми и гремящего шпорами, малыш неизменно ударялся в слезы и звал мать. Бедная Анна утешала его, как могла, боясь прогневать мужа. Людовик в раздражении уходил к себе, думая, что такое воспитание до добра не доведет, и что надо забрать ребенка от королевы как можно скорее.

В один из таких моментов, когда Людовик глядел туча тучей, а Анна испуганно молчала, Мари де Отфор имела неосторожность сказать какую-то колкость в адрес Сен-Марса. Людовик ничего не ответил, но в тот же день попросил жену освободить мадемуазель де Отфор от обязанностей фрейлины. Анна была на все согласна, лишь бы у нее не отобрали сына. Мари не поверила письму, в котором ей предписывалось немедленно покинуть двор, и подстерегла короля, чтобы услышать приказ лично от него, в тайной надежде, что он не устоит перед ее чарами и передумает. Но Людовик был неумолим.