Зимняя песнь - С. Джей-Джонс

– Элизабет, мне страшно, – проговорил он мне в волосы.

Он весь дрожал – трепетал, как лист на ветру.

– Чего ты боишься? – спросила я.

Он издал неуверенный смешок.

– Тебя. Проклятья. Своего сердца.

Сердце. Я чувствовала щекой его быстрый, неровный стук.

– Знаю, – пробормотала я, уткнувшись ему в грудь. – Я тоже боюсь.

Признание. Я впервые позволила себе проявить слабость, и он тоже почувствовал это: осознание прокатилось по нему волной. Я отдала ему свою руку, тело, музыку, обделив только одним – доверием. Я согрешила против него в часовне. Пусть теперь он согрешит против меня.

Он меня поцеловал. Этот поцелуй отличался от всех предыдущих: в нем не было страсти и неистовства. Я поняла: наши прежние поцелуи были не актом дарения, но воровством. Мы воровали друг у друга, брали и требовали еще, не желая давать.

– Элизабет, – прошептал он мне в губы, – я причинил тебе много зла.

– Нет, – покачала головой я. – Я нарушила клятву. Я отдала тебе музыку, но не поделилась доверием.

Да, я лишила его единственной вещи, в которой он по-настоящему нуждался, и это была не моя рука и сердце в браке, не мое тело в постели и даже не моя музыка. Я должна была доверять Королю гоблинов еще тогда, когда маленькой девочкой играла для него в лесу. Мне следовало довериться ему, когда я сделала свой выбор и стала его невестой, когда он пытался вернуть меня самой себе.

– О, Элизабет, – мягко произнес он. Его ясные, живые глаза внимательно смотрели на меня. – Твое доверие – это нечто прекрасное. В ответ я хочу наградить тебя своим. – Он упал на колени.

Смутившись, я хотела поднять его, однако он крепко обхватил меня руками за талию.

– Mein Herr, что…

– Будь же со мной, – вполголоса проговорил он. – Счастливым будет конец мой, – он поднял взор, – коль в нежные руки твои вверю я душу свою.

Взгляд светлых, разного цвета глаз был глубок, точно колодец. Я смотрела в этот колодец и видела в нем мальчика – сегодняшнего и того, которым он был, прежде чем его сожрал волк, прежде, чем мальчик сам стал волком. Прежде, чем он стал Эрлькёнигом. Руки и ноги у меня задрожали, я опустилась на банкетку.

– Элизабет, – сказал Король гоблинов, – ты отдала мне себя целиком и полностью. Позволь, я сделаю то же самое. Позволь отдаться тебе. – Он склонил голову и запечатлел нежный поцелуй на моем колене.

Я начала понимать.

– Ты… ты хочешь, чтобы… я повела тебя во тьму? За грань изведанного, к буйству дикости?

– Да, – прошептал он, и я ощутила колыхание воздуха, с которым он вымолвил это слово, ощутила щекочущее прикосновение губ к моей ноге. – Да.

Я заколебалась.

– Но… я не знаю дороги.

Я почувствовала, как он улыбается.

– Я тебе доверяю.

Доверие. Хватит ли у меня смелости принять его? Выдержать этот груз? Я – Королева гоблинов, а еще – обычная девушка. Просто Элизабет. Но, кроме того, разве я не храбрая дева?

Я сглотнула.

– Хорошо. – Ласковым движением я убрала с его лица пряди волос. – Как тебе будет угодно.

– Как тебе будет угодно.

* * *

Король гоблинов преклоняет голову: жест благодарности, почтения, повиновения. Я запускаю пальцы в роскошное пушистое облако его серебристых волос, стараясь приподнять его лицо и поймать взгляд.

– Посмотри на меня, – шепчу я.

Мы не отрываем глаз друг от друга. Его беззащитное выражение вызывает у меня одновременно прилив нежности и нервный трепет. К доверию, написанному у него на лице, примешивается настороженное ожидание. Он полностью отказался от своей власти, и только теперь я понимаю, что он передал ее мне, и уже давно. Тогда, когда я предложила ему свою жизнь взамен на жизнь сестры. Когда отдала свою музыку. Когда отдала себя, целиком и полностью. Он у меня в плену, давным-давно, и от осознания этой мысли у меня перехватывает дух. Я могу причинить ему боль. Не знаю, смогла бы я выдержать, если бы сделала это. Его сердце в моих руках, и было там всегда. В моих руках – его сердце и его доверие. Я знаю, чего хочу, и от этого заливаюсь краской. Сердце гулко стучит в груди, кровь пульсирует в ушах, дыхание учащается. Я стараюсь взять себя в руки, стараюсь сохранять суровый вид.

– Ты сделаешь… все, о чем я попрошу? – Голос меня выдает: он дрожит и прерывается. – Без вопросов, без возражений и без… усмешки?

С мягкой улыбкой он кивает.

– Да, моя королева. – Он спокойно смотрит мне в глаза. – Твое желание – закон для меня.

Меня душит нервный смех, но я его проглатываю. Королева гоблинов не просит наслаждений, она их требует. Но я не только Королева гоблинов, я еще и Лизель, Элизабет – девушка, нет, женщина, которая жаждет лишь одного: чтобы мужчина у ее ног дотронулся до нее, избавил ее от ответственности. Она не представляет, что делать с его доверием.

Робко, нерешительно я развязываю тесемки пеньюара. Король гоблинов с напряженным вниманием следит за моими движениями. Я ничего не могу с собой поделать – от волнения шея и грудь краснеют, – однако руки действуют спокойно и уверенно. Его взгляд словно приклеен ко мне, я подавляю желание прикрыть наготу. Он ждет каждого моего слова, и постепенно, тонкой струйкой, в меня начинает вливаться уверенность.

– Встань, – командую я.

Он повинуется.

– Раздевайся.

Брови Короля гоблинов удивленно взлетают.

– Прошу.

Он медленно поднимает руку и начинает расстегивать пуговицы сорочки. Одет он просто – на нем нет ни жилета, ни шелковых панталон, только обычная сорочка и штаны. Целая вечность уходит на то, чтобы он открылся мне. У меня спирает дыхание: я и сама не подозревала, как страстно желаю увидеть его, его всего, без одежд, скрывающих тело. Не бросать короткие, вороватые взгляды во время редких встреч в его спальне, не довольствоваться крохотной полоской кожи, виднеющейся в расстегнутых штанах или рубашке, но обозревать эту кожу целиком, во всей ее восхитительной наготе.

Одним движением плеч он сбрасывает сорочку. Торс гибкий, мускулистый; левую грудь пересекает шрам – тонкая, серебристо-голубоватая ниточка поблескивает в мягком свете камина. Он худощав, гораздо худощавее крепко сбитых парней из нашей деревни. В памяти непроизвольно всплывает образ Ганса: плотный, коренастый, дюжий малый. В юности я считала такую конституцию воплощением силы и мужественности, но Король гоблинов своей элегантностью и почти женской грацией опровергает эти мои представления. В то же время в нем нет и намека на изнеженность: мышцы на животе и руках – точно стальные. Игра света и тени превращает рельеф его тела в произведение искусства.

Наши взгляды скрещиваются. Во взоре сдержанного юноши вопрос.