Опальная красавица - Елена Арсеньева

Завидев гостя, пара приостановилась. Лакей с удовольствиемраспрямил спину, обернулся, и Алексей узнал Никитича, своего старого дядьку.Горло перехватило: значит, он уже и впрямь добрался до дома! Уже почти вотцовских объятиях! Выскочив из кареты, сдернул треуголку, опасаясь лишь, чтостарый дядька не узнает его поседевшие, забранные черной лентою волосы (умыкалибурку крутые горки!), но, пока Алексей со смехом наблюдал, как изумленнорасширяются старческие глаза, рядом раздался восторженный визг, и на него вдругобрушилось что-то мягкое, теплое, душистое, шелковистое, залило его горячими,быстрыми слезами, осыпало бесчисленными поцелуями, затормошило, оглушило ахами,охами, всхлипываниями, смехом, и он сам уже смеялся, плакал, раздавал поцелуи,обнимал, что-то спрашивал, пока вдруг не понял, что держит в объятиях Лисоньку.

Меховой капор ее свалился и висел на лентах за спиной,ротонда распахнулась, гладко причесанные волосы раскудрявились, щеки горелирумянцем. И Алексею достало лишь одного взгляда на нее, чтобы понять: зря онсебя опасался, для него это не женщина – это сестра! Им стоило лишь развстретиться глазами, чтобы эта невинная, родственная любовь из паутинкипревратилась в нерасторжимые, радостные путы. Но он был поистине ошарашен,когда Лисонька подтолкнула к нему своего спутника и, как прежде, сияязеркально-черными глазами, выпалила:

– Познакомьтесь, господа. Ах, как я счастлива вашейвстречею! Это брат Алексей, коего живым увидеть уже не чаяли, а это мой жених,князь Павел Александрович Румянцев.

Алексей отдался ритуалу знакомства, но, когда все скопомринулись в дом искать отца, причем Никитич, как молодой, прошмыгнул вперед,Алексей улучил минутку шепнуть сестре:

– Павел Александрович знает?

– Об чем? – вскинула она круглые тоненькие брови. – О нашемс тобой романе? – хихикнула смущенно, в точности как прежняя лукавая Лисонька.– Да ну, чепуха какая!

Чепуха?!

Алексей остолбенел и не скоро, наверное, собрался бы смыслями, когда б на пороге не встал князь Измайлов. И все враз отодвинулось,враз исчезло для отца и сына, кроме счастья обретения любви.

Как описать эту встречу? Эти упреки, тотчас сменявшиесяблагословениями? Слезы, переходящие в счастливый смех? Тысячи вопросов, каждыйиз которых был жизненно важным и в то же время никчемным, ибо сейчас имелозначение лишь одно: возвращение Алексея, воскрешение погибшего! Вечер был похожна сон, только во сне никто не опустошает столько бутылок вина, не съедаетстолько яств и не прожигает трубочным пеплом ковров. Но хотя и говорят, что отрадости не умирают, все ж к полуночи старому князю таково дурно сделалось, чтосын и дочь поскорее уложили его в постель, а Павлу Александровичу пришлосьгнать в Починки, где стоял пост, за военным лекарем. Тот определил сильнейшийсердечный спазм, от коего больному не скоро предстояло оправиться.

Князь Румянцев отбыл домой, опечаленный до глубины души, ибопредчувствовал, что внезапное недомогание Измайлова дурно скажется на егонамерении сыграть с Лисонькою свадьбу под Рождество. Предчувствия не обманули:только весной окончательно миновала опасность для Михайлы Ивановича, – но в тотвечер, конечно, никто об сем знать не мог, а потому молодой князь с княжною,сидя у его постели, хоть и были встревожены нездоровьем oтца, все же полагалинепременным выяснить свои отношения.

– Я так виноват перед тобою, Лисонька, – шептал Алексей,уверенный, что отец спит и не слышит их разговора. – Тяжело... Все эти годы игона себе ношу. Казнился черной казнью! Ты небось проклинала меня?

– Иная жизнь, друг мой, – тихо отвечала Лисонька. – И мыиные!

– Я боялся, ты погибла, но потом Николка случайно увидалтебя в Елагином доме – одинокую, больную, – и я бога возблагодарил. Как же тыдо дому добралась, Лисонька?

– Сама не знаю. Еще и теперь ни шагу своего вспомнить немогу. Бог спас – что еще сказать?

– Да... страшно подумать, что ты тогда чувствовала.

– Ничего, кроме горя.

– Я тоже.

Они надолго замолчали, вслушиваясь в слабое дыхание старогокнязя. Лисонька видела перед собою широко открытые мертвые глаза Тауберта,Алексей – искаженное лицо Неонилы Федоровны, но оба были уверены, что думают ободном и том же.

– Сколько бед мы перенесли – и все из-за нее, – пробормоталАлексей, и Лисонька не тотчас сообразила, о ком речь. Но и в самом деле: если бНеониле Федоровне не втемяшилось поженить их с Алексеем, то Лисоньке и Эрику непонадобилось бы тайное бегство, а стало быть, он мог бы остаться в живых!

– Я даже не знаю, где погребена эта злодейка. Будь моя воля,бросил бы ее воронам! – проворчал Алексей, но Лисонька торопливо перекрестиласьсама и перекрестила брата.

– Не надо так говорить! Пусть будет ей царствие небесное. Асхоронили ее мы с Силуяном. Может, помнишь – жил по соседству с нами бобыль? Онменя после той беды выходил – теперь у нас в Измайлове живет. Женился набогатой вдове, хозяином стал. Про тетушку же случайно узнал: мол, померлаженщина такая-то из себя в Ильинской церкви. Понял, кто это. Забрал ее оттуда.Поп какой-то перепуганный был, двух слов связать не мог, никакого толку от негоСилуян не добился, как тетушка там могла очутиться? Схоронили ее, а все так вбезвестности и остались.

– Да уж, Николка крепко того попа припугнул! Мол, пикнешьхоть полслова кому – сразу на тот свет тебя отправлю! – печально усмехнулсяАлексей, вспомнив отчаянное лицо друга и помертвевшего от страха батюшку.

Лисонька наморщила лоб.

– Николка? А он тут при чем?

– То есть как? – опешил Алексей. – Ты что, забыла? Он жедружка мой был!

– Да, помню, вы с ним дружили, – рассеянно обронилаЛисонька, уставясь в темный угол опочивальни, словно вглядывалась в прошлое, водин из тех дней, когда за столом в Елагином доме сидели князь Измайлов, Эрикфон Тауберт и Николка Бутурлин, а Лисонька под неусыпным взором НеонилыФедоровны подавала чай. – А, наконец-то я поняла! Тетушка, наверное, бросиласьза мной в погоню – она ведь не знала, куда я на самом деле пошла! – и поняла,зачем вы ждете в церкви.

Алексей с жалостью смотрел на нее: «Бедная, бедная сестра!Конечно, события того вечера были столь ужасны, что у нее в памяти всеспуталось. Слава богу, она так добра, что не упрекает меня за глупость, забезрассудство!»

– Даже не знаю, как я все это пережила, – чуть слышнопроронила Лисонька. – Боже мой! Казалось, едем к счастью, а тут такое! И ветер,какой тогда был ветер! Так холодно...