Набоб - Ирэн Фрэн

Мадеку показалось, что она вот-вот заплачет. Ее губы чуть заметно дрожали. Но она постаралась взять себя в руки, успокоиться. Взгляд ее стал вызывающе-надменным. Откуда у нее столько силы? Та ли это хрупкая молодая женщина, ради которой он преодолевал горы и пустыни? Да, она похожа на ту… Правда, она чуть-чуть пополнела, формы ее округлились, а вот губы теперь очерчены тверже. Мадеку опять стало страшно. Захотелось бежать, скакать прочь во весь опор. Но куда? К иезуиту в Агру? Он вспомнил предостережение священника: «Эта страна опасна». Опасна. Человек в черной рясе был прав. Ночью Мадек не сомкнул глаз. Он разрывался между дружеским чувством к радже и неодолимой силой, которая влекла его к Сарасвати. И вот настало утро, и все изменилось: раджа умер, а он, Мадек, сидит рядом с царицей, которую он так желал все эти месяцы, и она говорит с ним, как с равным.

«Это продлится недолго, — вздохнул Мадек. — У меня не хватит смелости сбежать; значит, придется умереть!»

Умереть в Годхе!

Кортеж остановился.

— Уже… — прошептал он.

— Что ты сказал? — спросила царица.

«Вот мы и приехали, теперь-то все и начнется!» — подумал он.

Она опять нахмурилось. Мадек подал ей руку, чтобы помочь сойти вниз, но она отказалась.

— Держите слона! — крикнула она погонщику.

Слон тяжелым шагом подошел к стене и замер. Сарасвати спустилась к колеснице, посмотрела вверх, на балконы. В это время дня солнце ослепляло и было плохо видно. Солдаты и пушки прибыли следом и тоже выстроились у стены. Во дворце ничто не шелохнулось, он казался пустым, необитаемым. Странная, давящая тишина… Они подождали. Инстинктивно Мадек встал рядом с Сарасвати. Его плечо коснулось ее плеча, его рука коснулась ее обнаженной талии. Он не вздрогнул, казалось, не обратил внимания. Она стала ближе.

Наконец в окне зенаны появилась женщина в праздничной одежде из золотого муслина, она отодвинула занавес и стала рассматривать прибывших. Ее лицо было плохо видно, но вдруг она громко расхохоталась, как гиена, и ее узнали.

— Первая супруга! Первая супруга, это твоих рук дело! — воскликнула Сарасвати и приподняла саван. Гирлянды цветов упали на землю, и тогда раздался громкий стон, крик, в нем были и ужас, и досада, и отчаяние.

Сарасвати отказалась вернуться в зенану, заявив, что присутствие первой супруги для нее невыносимо. Все были удивлены: нет ничего проще, как убить соперницу — насыпать немного толченого амлаза в чай или послать ночью в зенану сочувствующего стражника, или подать стакан воды с ядом, или нанести удар кинжалом. Все поняли бы, откуда пришла смерть, но никто и не воспротивился бы: дхарма! Первая супруга хотела убить ребенка Сарасвати; заговор провалился, убийца ошибся, дхарма, дхарма; так что она заслуживает смерти; четвертая супруга могла бы даже не позволить ей получить последнее вдовье утешение, совершить ритуал сати, взойти на погребальный костер раджи! Вопреки ожиданиям Сарасвати сохранила сопернице жизнь.

Целую ночь она совещалась с астрологом у подножия трона, на котором Бхавани обычно принимал посетителей. Она отослала Дивана к его маленьким рабыням, и даже подарила ему трех новых, поговаривали, что одна из них все еще была девицей. Диван, о слабостях которого было всем известно, поблагодарил Сарасвати за нежданные милости в час траура и поспешно удалился.

Астролог одобрил все, что она сделала. Мадек же помрачнел. Приказы, совещания, возражения брахмана, шушуканье, суетливые слуги, мгновенно выполнявшие любое ее желание. Мадек был больше не нужен, он чувствовал это. Но решил подождать до вечера. Он сидел на подушке в углу Диван-и-Ама, не зная, радоваться ли своему тайному счастью или, напротив, возмущаться тем, что его никто не замечает. Солнце еще не успело уйти за горизонт, как мелодичный голос царицы положил конец его размышлениям. Ее просили вернуться во дворец, и он, подавленный одиночеством, тоже ушел в мраморную комнату с окнами, выходящими в долину, в комнату, где на этот раз его не ожидали служанки. А он бы, пожалуй, готов был утолить свое желание с первой попавшейся женщиной и убедить себя в том, что Сарасвати к нему равнодушна. Его охватила ярость, но усталость оказалась сильнее; он лег и почти сразу заснул. На рассвете его разбудил слуга:

— Похороны, сахиб…

Позже он с трудом мог вспомнить, как присоединился к процессии, в которой никто не обращал на него никакого внимания, как проходила сама церемония, вплоть до того момента, когда его чуть не стошнило. Все это время он пребывал в некоем полусне, полумрак раннего утра сыграл в этом не последнюю роль. Вместе с другими Мадек шел по улицам города, поднимался на берег реки, где был разложен погребальный костер. Ему помешали подойти поближе из страха, как бы нечистота фиранги не осквернила останки. Он остался на небольшом холме, откуда наблюдал за происходящим. Сомкнутые ряды женщин в белых одеждах перед погребальным костром — вот и все, что осталось в его памяти. И конечно же Сарасвати, самая прекрасная из всех. Царица прижимала к себе сына, прикрывая его складками своих юбок. Брахман подал ребенку несколько блюд с рисом, Гопал расставил их рядом с телом. Потом ему дали факел, но он не знал, что с ним делать, и спросил мать. Она наклонилась к нему, указала пальцем на тело его отца, завернутое в шафрановый саван. Гопал поднес факел к костру. Пламя занялось мгновенно. «Вот и все», — подумал Мадек.

Вдруг среди женщин началось какое-то движение. Они, словно склеившись друг с другом, двинулись вперед. Мадек подумал, что они готовятся к нападению. Он угадал. Эта белая масса, эта скрытая под траурными сари сила стала сзади напирать на царицу, толкая ее в спину. Сарасвати покачнулась. Мадек испугался, что сейчас она упадет в костер. Но нет, она удержалась, она сопротивлялась, упиралась из всех сил, отказываясь от смерти, которой от нее ждали, от женской смерти. Одна за другой, как бы побежденные, белые фигуры вернулись на свои места. Сарасвати была бледна. Но она победила.

Тогда от толпы отделилась тощая, сутуловатая женщина. Мадек сразу же узнал первую супругу раджи. У края костра было сделано небольшое углубление, и она спокойно направилась прямо к нему, ее голова была накрыта кашмирской шалью и украшена драгоценностями. Ей подали воды, она отпила глоток и пожевала лист бетеля. Потом села в углубление, и ее накрыли досками. Женщины начали кричать, Мадек не смог бы сказать, от радости или от ужаса. Время от времени дым склонялся до земли, и тогда он мог видеть Сарасвати и ее сына. Когда костер догорел, к останкам подошел какой-то человек, вооруженный маленьким блестящим молотком, чтобы разбить череп раджи, освободить его душу и дать ей возможность вернуться к Единому и Неизменному Брахману. Это было уже выше сил Мадека. Он повернулся и побежал в сторону крепости. Едва он вернулся в крепость, как ему передали, что царица хочет встретиться с ним у погребального костра перед наступлением ночи.

* * *

Блуждая по погребальному полю, Мадек не мог представить себе более зловещего места. Разорванные, затоптанные гирлянды, зерна риса, разбитые плошки с жертвоприношениями, дымящийся костер, запах горелой плоти, смешавшийся с запахом сандала. Вечер не принес свежести. Мадек подошел к реке. Уровень воды в ней заметно понизился. Он перевел взгляд на долину, и ему показалось, что она высыхает.