Счастливые сестры Тосканы - Лори Спилман

– Чудесная страна!

– А тетя Поппи?

– Она потрясающая! – У меня пересыхает во рту, слова застревают в горле. – Благодаря ей я кое-что поняла. – Делаю глубокий вдох. – И теперь готова принять взрослое решение.

Снова звонит телефон. Мэтт поднимает его всего на пару дюймов над стойкой и мельком смотрит на экран. Но для меня все происходит как в замедленной съемке, и я за долю секунды успеваю прочитать имя абонента: «Кармелла».

Заказываю еще один кувшин пива.

– Salute!

Мэтт улыбается, и мы чокаемся.

– Хорошо, что ты снова дома, Эмс. – У него розовеют щеки, и он трясет головой. – Ты и правда спокойно к этому относишься?

Я хлопаю его по плечу:

– Спокойно? Да я просто в восторге. Серьезно, Мэтт. И как я только проморгала? Ведь все к этому и шло. У вас сходные интересы, вы оба любите боулинг и крафтовое пиво. Кармелла такая милая, да и ты парень хоть куда. Давно надо было вас свести.

– Она всегда казалась мне ребенком. Но сейчас, на третьем десятке, разница в пять лет – полная ерунда.

– Ну конечно ерунда, – соглашаюсь я. – И ты выглядишь очень счастливым.

Мэтт секунду смотрит мне в глаза:

– Да. Не обижайся, Эмилия, но не мог же я ждать тебя вечно.

Я отворачиваюсь.

Он трогает меня за плечо:

– Серьезно. Я не подхожу тебе, Эмс. Хотелось бы – но, увы…

– И мне хотелось бы. – У меня срывается голос. – Кармелле очень повезло.

– Это мне повезло. – Мэтт улыбается, глядя в кружку. – Она понимает меня, Эм. С ней я… не знаю даже, как объяснить… рядом с Кармеллой я чувствую себя дома. Понимаешь, о чем я?

Меня буквально захлестывают эмоции, которых я в этот момент совсем не ожидала. Любовь. Радость. Облегчение. И еще, признаюсь, мне становится немного грустно.

– Да, конечно понимаю.

Я очень надеюсь, что однажды и сама испытаю нечто подобное.

Когда я во вторник утром выхожу из дому, на улице еще темно. На шее у меня новый шарф, в руке – пакет с подарками. В парикмахерской дяди Дольфи горит свет. С каких это пор он стал открываться в шесть утра?

Трусцой подбегаю к парикмахерской и стучу в стеклянную дверь:

– Эй, есть кто? – Я вхожу; звякает колокольчик. – Дядя Дольфи?

В парикмахерской полный бардак. На полу в ряд стоят четыре картонные коробки, частично заполненные старыми фенами и полупустыми бутылками с шампунем. В голове мелькает мысль об ограблении. Но потом до меня доходит: хозяин заведения просто готовится к приходу внучки Люси.

В подсобке громко и ясно звучит музыка, а потом вступает голос певца. Я замираю на месте. Спустя несколько секунд всю парикмахерскую заполняет какая-то незнакомая ария: неистовая, нежная и невероятно печальная. Ничего подобного у дяди я еще не слышала. Закрыв глаза, я прижимаю ладонь к груди и начинаю раскачиваться в такт музыке.

Исполнитель, как это ни грустно, умолкает, и я открываю глаза. Дядя Дольфи наблюдает за мной, стоя в противоположном конце помещения. Он скрестил руки на груди, во взгляде одновременно любопытство и настороженность.

– Понравилось? – тихо спрашивает он.

У меня дрожит подбородок.

– Это ты сам сочинил, – говорю я, и это не вопрос, а утверждение.

– В семьдесят девятом году я арендовал студию, – смущенно признается дядя. – И записал свою оперу.

– А чей это голос такой красивый? – спрашиваю я, хотя сама уже знаю ответ. – Неужели твой?

– La mia[77], – кивает Дольфи.

Я бросаюсь к дяде, обнимаю его и срывающимся голосом говорю:

– Какая прекрасная музыка! Дядя Дольфи, найди продюсера и продай свою оперу. Еще не поздно.

Он берет меня за плечи и отступает на шаг. Потом вытирает большим пальцем мою мокрую щеку:

– Я затронул чьи-то чувства. И этого вполне достаточно. Больше мне ничего и не нужно.

Я открываю рот, чтобы возразить, хочу объяснить, почему он не прав, но дядя уже отвернулся и бросает в коробку старые щетки.

– Скоро тут вместе со мной будет работать Люси. Семейный бизнес перейдет к моей внучке. – Дядя Дольфи грозит мне расческой. – Если уж наметила дорожку к мечте, не сходи с нее.

Мы с бабушкой заняты на кухне делом: я раскатываю тесто и готовлю начинку для вишневого пирога, а она варит пасту и жарит перцы. О моей поездке Роза не обмолвилась ни словом. Она даже не сказала: «Добро пожаловать домой». И о Поппи тоже не спрашивает. Время от времени я поглядываю на бабушку и все думаю, как лучше начать разговор о примирении. У нее скорбное лицо, а никогда не исчезающая морщина между бровями, кажется, стала еще глубже. Я пытаюсь представить, какой Роза Фонтана была много лет назад. Она ведь когда-то искренне любила младшую сестру, она вы́ходила Паолину и специально приехала, чтобы помочь ей при родах Иоганны. Но у меня ничего не получается.

В десять в кухню впархивает Кармелла, моя милая кузина и новая девушка Мэтта. Она в рваных джинсах и кедах.

– Эмми! – Кармелла целует меня в щеку. – Потрясно выглядишь! Мне нравятся эти новые очки.

Я обнимаю и кружу кузину. Бабушка бросает в нашу сторону гневные взгляды, но я стараюсь не обращать на нее внимания.

– Я так счастлива за тебя!

Кармелла запрокидывает голову и набирает полную грудь воздуха:

– Мне даже не верится, Эмми! Мэтт такой душка. И как я прежде этого не замечала? Даже и не знаю, как тебя благодарить. Если бы ты не позволила мне пожить у тебя, если бы Мэтт не пришел за своей толстовкой, мы бы никогда…

Я не даю ей договорить:

– У вас бы в любом случае все получилось. От судьбы не уйдешь.

Кармелла надевает сетку для волос и достает из корзины фартук:

– Ну ладно, хватит обо мне. Я хочу все-все узнать о твоем путешествии. Тебе понравилось в Италии? Правду говорят, что в этой стране все мужчины – сплошь красавцы? И еда такая, что пальчики оближешь? А как насчет тети Поппи, она действительно со странностями?

– Это путешествие… оно все изменило, – отвечаю я. – А Поппи, она потрясающая…

– Silenzio! – прикрикивает на меня бабушка с противоположной стороны стола и шумно, со свистом дышит. – Я не желаю слышать об этой женщине.

– Бабушка, перестань, – пытаюсь вразумить ее я. – Она все та же младшая сестра, которую ты когда-то обожала. Поппи любящая и добрая, мудрая и веселая. Было бы просто замечательно, если бы вы с ней помирились, пока еще не поздно. Прошу тебя. Несмотря на все то, через что вам обеим пришлось пройти, она любит тебя.