Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  «И у вас, и у неё», не «у вас».

  Впрочем, Областная больница – большой и тесный улей, наверняка Иванушкина рассказала коллеге грустную историю родителей особенного пациента. Как рассказала самому Дамиру при встрече, что Андрей Геннадьевич нашёл спящую на лавочке у дверей больницы Элю – околевшую, наотрез отказывающуюся ехать домой. Потом эту безумную пытались уговорить – приезжала Зарима, Арслан, несчётное количество раз под окнами детского отделения дежурил водитель Файзулиных. Но ничто не могло заставить её уехать из больницы. Чего она боялась больше – покинуть сына или оказаться в доме в селе на Волге, – Дамир так и не узнал.

  «Недружелюбное привидение», – шутили на Отделении патологии навороженных, а заведующий в итоге махнул рукой и позволил «ненормальной» прятаться в ординаторской от родственников и всего мира. По оптимистичным подсчётам, диван за широкими стеллажами был бы занят полтора месяца, но благодаря финансовым вливаниям, современному оборудованию и препаратам, Эля продержалась два месяца – до дня смерти сына.

  «Зашкварный цинизм, конечно, со стороны твоей мамаши», – отрубила тогда Иванушкина, Дамир лишь кивнул.

  Кто же отец Тима, имело ли это значение? Так называемый отец Эли лишь пожал плечами, пьяно проворочав языком, что такого позорища в жизни не переживал. Удружила доченька, шалава, вся в мамашу-проститутку.

  – Проститутка и есть, – пьяно подтвердил пропитым голосом собутыльник Гришки, неопределённого возраста. Не то нет сорока, не то все пятьдесят. Щуплый, кривоногий малый, с жидкими, сальными волосами, артритными пальцами и перебитым носом. – Весь порядок тут пасся. Вона, отец ейный не даст соврать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍  – Не дам, – пьяно повёл глазами Гришка.

  – Ты бы как человек пришёл, поговорил, расспросил, покалякали, как люди, всё, как на духу рассказали. А то… Но, дыть, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Сбежала и сбежала, проблядь, не пропадёт.

  – Закрой рот, – прорычал Дамир, подкинув кривоногого, как щенка некрупной породы.

  – Ступил, – начал истово креститься щуплый. – Прости, мужик, ступил. Тебе, конечно, такой позор не нужен. Буду молчать! Ей-ей, молчать буду. Сам просто знай, как дело было, а мы – могила. Да, Григорий?

  – П-с-с, – Гришка упал на стол, пустив слюну по протёртой клетчатой клеёнке, той самой, некогда новой, купленной Элей по приезду. Она хвасталась нехитрой красотой.

  Чего тебе не хватало, девочка? Что тебе ещё было нужно? Больше денег? Вещей? Украшений, в которых ты не разбиралась? Плотской любви? Грязи, с которой ты могла, но не хотела расстаться?

  Дамир зажмурил глаза от накатившей тошноты и боли во всём теле, стремительно вышел на порог и почти пробежал по тропке к перекошенной калитке. У капота автомобиля не выдержал, вывернул всё, что ел с утра, до резкой боли в желудке и висках. «Весь порядок тут пасся».

  – Дяденька, – окрикнул Дамира пацан лет девяти, рядом с ним топталась растрёпанная девчушка в растянутом свитере и обувке не по размеру. Печать неблагополучия лежала пятном на грязной мордашке. Дети, которых производят на свет ради призрачной помощи государства, потому что пропивают сроки абортирования, забывают предохраняться вновь и вновь, чтобы снова родить никому ненужного человека, запустив цепочку нищеты.

  – Что тебе? – Дамир уже садился в машину, не став заострять внимание на посторонних детях. Не его проблемы.

  – Мамка сказала – ты муж соседки нашей, той, что сбёгла.

  – Муж, – огрызнулся мужчина.

  – Она платье у мамы украла, – пацан уставился на Дамира. – Дорогое платье. Пятьсот рублей, – произнёс он нереальную для себя цифру. – Мама сказала денег у тебя взять, за платье-то. Дорогое платье, аж пятьсот рублей.

  – На, – сунул он в детскую ладошку пятитысячную купюру. – Передай своей маме, чтобы купила тебе и сестре одежду.

  – Ух ты! – воскликнул пацан и рванул в соседний с Гришкой дом, отделяемый от участка нерадивого хозяина лишь ржавой, местами прорванной сеткой-рабицей, поставленной лет тридцать назад.

Дамир. Прошлое. Поволжье

  Дамир заехал к Равилю накануне свадьбы. Все приготовления были завершены, организационные вопросы решены, остался мальчишник, на который соберутся старые друзья-приятели и, естественно, Дамир.

  – Салют, – Дамир поприветствовал друга на пороге его квартиры и зашёл в просторную прихожую.

  Равиль давно снимал квартиры в городе. Эту – последние года два, насколько знал Дамир. Просторная двушка в элитном жилом комплексе, над которым сам и трудился в своё время. Почему друг не покупал жильё, он вопросом не задавался.

  – Готов? – мужчина скептически окинул взглядом Равиля, в явно домашних шортах и майке. – Ты в этом собрался тёлочек снимать?

  – Тёлочек я могу снять и без этого, – послышался в ответ гогот, пока проходили в кухонную зону. – Кофе?

  – Ты, прямо, гостеприимная хозяюшка, – буркнул Дамир, усаживаясь на стул с подлокотниками.

  Взгляд сам упал на широкую резинку для волос, помаду, лежавшую на отдельно стоявшей тумбе. Неприятно кольнуло под ложечкой, отвёл взгляд от раздражающего тюбика и уставился на друга. Сказать было нечего. Сказками Дамир не жил очень давно. Надеяться, что Равиль будет хранить целибат до свадьбы, не приходилось. Они не поднимали эту тему, как и вопрос интимной жизни сестры с будущим мужем. Судя по смущённым взглядам Каримы – дальше целомудренных поцелуев они не продвинулись, но не Дамиру считать себя экспертом.

  – Это Каримы, – спокойно ответил на его взгляд Равиль. – Забыла на прошлой неделе.

  – Она здесь бывает?

  – Почему нет? – пожал плечами Равиль. – Днём, – уточнил, не произнося вслух ответ на повисший вопрос.

  – Твоё право, – Дамир отмахнулся. Не ему судить… Карима выбрала Юнусова, наконец, перестала дёргаться, как кукла на шарнирах. Появился румянец, спокойная улыбка, и всё чаще слышался её задорный смех.

  Через час мужчины сидели в новомодном, недавно открытом ночном клубе, с претензией на столичный пафос. Шоу-программа с дрыгающимися танцовщицами привлекательных форм, дополнительные услуги от этих же дам в специальном меню.