Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  Приятели по институту, прикатившие в клуб уже изрядно навеселе, отпускали сальные шуточки, лапали официанток, заказывали крепкий алкоголь, льющийся рекой за счёт Юнусова. Он почти не пил, задумчиво вертел в руках айкос и растерянно смотрел по сторонам. Виновнику торжества была неинтересна возня вокруг его «мальчишника».

  Дамир ограничился бокалом светлого пива. Слишком тяжело дался ему выход из штопора. Он прошёл курс лечения ещё в Архангельске, Юнусов не остановился, пока не вернул другу отдалённо человеческий облик. Дамир помнил почти непреодолимую тягу к алкоголю в первые недели и не желал возвращаться ни в тот ад, ни в последующее за ним похмелье.

  Напившиеся приятели вовсю тискали девок, предоставляющих нехитрые услуги, снимали таких же подвыпивших, как сами, посетительниц клуба. К Дамиру подсела миловидная, пышногрудая крашеная блондинка.

  – Секс на пляже? – многозначительно пролепетала девушка.

  – Где скажешь, – он изобразил улыбку и заказал коктейль из водки, персикового ликёра, апельсинового и клюквенного сока. На вкус мужчины, липко-сладкая дрянь, как и сама блондинка, назвавшаяся Мирандой. Ни больше, ни меньше. Миранда с веснушками на лице и шее и носом помидориной-черри, на картошку не тянул.

  Миранда – так Миранда. Дамиру нет разницы, с кем проводить ночи: в компании первой встречной или в одиночестве. Он не отказывал себе, хотя разницы между сексом и простым движением рукой не чувствовал.

  – Почему твой друг хмурый? – пропела Миранда, заигрывающе смотря на Равиля, она была не прочь и на троих разделить ночь.

  – Он завтра женится, – Дамиру пришлось выдавить из себя усмешку.

  – Это надо отметить! – воскликнула черриносая и схватила Юнусова за руку, тот дёрнулся, брезгливо сжимая рот, с трудом сдерживая отвращение. – Эй, ты чего?! – уставилась Миранда на Юнусова. – Не хочешь, и не надо, мы и с Дамирчиком неплохо проведём время. Да, Дамирчик?

  От этого «Дамирчик», казалось, сосуды в глазах лопнули, свет потемнел, а стол стремительно начал кружиться. Дамирчик! Лишь один человек так называл Дамира Файзулина. Одной женщине было позволено произносить глупое, на грани пошлости «Дамирчик».

  – Слушай, Мария, как там тебя, Мирабелла, иди, откуда пришла, – скривился Юнусов, резко вставая.

  – Миранда!

  – Тем более, – он отодвинулся, пропуская блондинку, на ходу поправляющую огромное декольте – на белой мягкости покачивались запудренные веснушки.

  – Дамирчик?

  – Иди, – отрезал Дамир, жмурясь, борясь с приступом головной боли, как при самом жестоком похмелье. Обойдётся рукой или просто ляжет спать, женщина на ночь – не первая необходимость.

  – Какой-то у вас скучный мальчишник, – недовольно профырчала обладательница выдающегося размера груди.

  – Иди, веселись, – Юнусов показал на соседний столик в их чилаут-зоне, где продолжали развлекаться приятели, уже игнорирующие причину праздника и всякий стыд, позабывшие собственные имена.

  Дамир увидел, как напряглась спина Равиля. Тот тряхнул головой, будто скидывал морок или видение, а потом резко отвернулся, так же резко усевшись на диван, нервно выдёргивая из-под спины не раздражавшую до этого мгновения декоративную подушку.

  Переведя взгляд на соседний чилаут, Дамир увидел Натку Иванушкину, широко, призывно, с вызовом улыбающуюся друзьям. Она сидела рядом с симпатичной особой – ровесницей, блондинкой, как и Натка, – ошарашенно смотрящей по сторонам, хлопающей в удивлении наращенными ресницами, как опахалами. Рядом красовались пятеро мужчин, разгорячённых алкоголем и присутствием блондинок. Компашка говорила с ярко выраженным акцентом, и речь не об английском кокни, а о характерном кавказском.

  Юнусов скрипнул зубами, сжав до побелевших костяшек бокал с субстанцией из растаявшего льда и рома.

  – Пошли, – Дамир встал, понимая – через три минуты друг взорвётся.

  Он не знал точно, встречается ли по сей день Юнусов с Иванушкиной. Равиль ответил на прямой вопрос отрицательно, так, как и должен был ответить, а следить за другом Дамир не желал.

  – Твоя сестра поставила мне условие прошлым летом, – улыбаясь, ответил тогда Равиль. – Никаких женщин, – он развёл руками, наигранно кланяясь. Шут.

  – Никакой Натки?

  – За Иванушкину мне обещана орхиэктомия без наркоза. – Равиль сдержанно усмехнулся, как умел только он. Дамир отлично знал и этот тон, и выражение лица – друг был серьёзен. Не та тема, которую он хотел бы обсуждать всерьёз, но ситуацию решил обозначить прямо. – Я не обижу Кариму, – спокойно добавил Юнусов и перевёл тему.

  Сейчас Равиль сжимал грозившее лопнуть под натиском стекло, смотрел в одну точку, не мог встать и уйти лишь потому, что рядом красовалась Иванушкина Натка в компании пяти кавказцев.

  – Отмени свадьбу, – чётко произнёс Дамир. Он отчётливо увидел будущее сестры по лицу её будущего мужа: на одной чаше весов семья, а на другой подруга детства, любовница, едва ли не единственная женщина в его жизни. – Карима справится.

  – Нет, – отрезал Юнусов. – Этого не будет.

  – Потом будет сложнее, для Каримы тяжелее, не для тебя.

  – Твоя сестра – лучшая девушка, полностью подходящая мне. У нас сходятся взгляды на жизнь, семью. Именно такая женщина, жена, – он сделал паузу, – мне нужна.

  – Ей не нужен муж, ещё до свадьбы… – он показал на беззаботно смеющуюся Иванушкину.

  Дамир не питал иллюзий, не верил в супружескую верность. Его не возмутило бы, узнай он, что Юнусов всё это время встречался с Иванушкиной и продолжит это делать после того, как женится. Но он не желал становиться свидетелем этого накануне свадьбы, а потом смотреть на рдеющее, счастливое личико младшей сестры.

  – Ты слышишь меня? – огрызнулся в ответ друг. – Натка упустила свой шанс, прошлым летом - окончательно, – голос прозвучал глухо. – Третьего раза не будет. Мне нужна Карима, и только Карима. Я хочу семью, детей, Карима – лучшая из тех, кто может мне это дать.

  – Иванушкина даст то же самое.

  – Она не хочет детей. Не хочет детей от меня, – Равиль посмотрел прямо на друга, Дамир решил, что ослышался. Столько лет состоять в связи с мужчиной, любить его, жить с ним и не хотеть от него детей – абсурд в мировоззрении Дамира. – На втором курсе Натка забеременела, не захотела слышать о том, чтобы оставить ребёнка. Говорила, что должна окончить институт, стать человеком, а не остаться ненавистной, никчёмной Юнусовской снохой. Что не позволит свекрови пинать её и её детей, что скорее сдохнет, чем выйдет за меня и родит, видя ненависть моей матери.

  – А ты бы женился? – Дамир не скрыл удивления. – На Иванушкиной?

  – Если бы она родила, да, – спокойно ответил друг. – Только в этом случае. Она сделала свой выбор. Я свой – Карима.

  – А любовь? – едва ли Дамир шутил… хотя и серьёзен не был, скорее в нём говорило пиво после нескольких месяцев трезвой жизни.