Золотые волки - Рошани Чокши

– Все не так просто, мой дорогой мальчик, – с улыбкой сказал Ру-Жубер. – Нельзя идти вперед, не оставив чего-то позади.

Его взгляд переместился на Лайлу. Она смогла спуститься со сцены и теперь бежала к их столику. Она потянулась вперед, и Гипнос схватил ее за руку. В их сторону летела шляпа с острыми полями. Северин вскочил с кресла и сбил Лайлу с ног. Вдвоем они упали на пол.

Их сердца учащенно бились в унисон, и Северин подумал, что он мог бы вечно наслаждаться этим звуком. Вокруг него в панике бегали люди, и воздух разрывали отчаянные крики. Он лежал, зажмурившись; все его тело напряглось в ожидании удара, которого не последовало.

– О нет, о нет… – воскликнул Энрике.

Северин открыл глаза, откатившись от Лайлы, поднялся с пола. Должно быть, она увидела что-то за его спиной, потому что из ее горла вырвался сдавленный крик. Северин обернулся, и ему показалось, что мир рухнул.

Он ошибся. Удар острополой шляпы не был предназначен для Лайлы. Воздух наполнился запахом металла. Тристан покачнулся. Он открыл рот, будто собирался что-то сказать. На полу, поблескивая острым лезвием, лежала шляпа. На воротнике Тристана проступила тонкая красная полоса. Она быстро расширялась, и на его рубашку хлынула кровь. Тристан упал на землю. Его голова откинулась назад, ударившись о мраморный пол.

Северин не помнил, как подбежал к нему. Он не помнил, как поднял тело Тристана и прижал к себе. Остальные собрались вокруг них. Они кричали, звали на помощь и двигались так быстро, будто не хотели верить в произошедшее. Но он знал правду. Он все понял в тот момент, когда коснулся щеки Тристана, поворачивая его лицом к себе. Его серые глаза были все еще широко раскрыты, но смерть навсегда забрала их лучистый свет.

Из архивных документов Вавилонского Ордена

Истоки Империи

Госпожа Ольга Петровна, Дом Даждьбог, Российская Фракция

1771, правление императрицы Екатерины Алексеевны

Считается, что, когда один из нас умирает, память о его крови навсегда остается в Кольце.

Кольцо всегда знает, кто его настоящий владелец или владелица.

Три недели спустя

Северин сидел в своем кабинете, ожидая гостей. По его столу разливался вечерний свет, густой и золотистый, как яичный желток. Иногда он думал о том, как солнце смеет восходить каждое утро после того, что произошло.

Дверь открылась, и в комнату вошли матриарх Дома Ко́ры и Гипнос. Гипнос был одет в черное, а его бледные глаза подернулись красной пеленой.

– Ты пропустил похороны, – сказал он.

Северин ничего не ответил. Он не хотел скорбеть. Он хотел мстить. Ему нужно было найти Падший Дом и перерезать им глотки. Матриарх посмотрела на него, и на ее лице промелькнуло удивление: она узнала незнакомца с приема в Лунном Замке. Он надеялся, что ее рука все еще болит.

– Ты… – начала она, подняв руку. Но затем взгляд матриарха упал на ее Кольцо, и она замолчала, сложив руки на коленях. – Французское правительство и Вавилонский Орден у тебя в долгу. Ты и твои друзья помогли вернуть мое Кольцо и предотвратили возможный конец цивилизации.

Гипнос хлопнул в ладоши.

– Нет смысла это откладывать. Дом Ванф будет восстановлен. Ты станешь патриархом.

Он снял с пальца свое Кольцо и положил его на стол. Затем многозначительно посмотрел на матриарха, и она сделала то же самое. Из нагрудного кармана Гипнос достал маленький кинжал.

– Больно будет всего секунду, – мягко сказал он. – Зато ты вернешь себе то, что принадлежит тебе по праву, и станешь патриархом уже к Зимнему Конклаву в России. Тогда весь Орден признает тебя настоящим наследником Дома Ванф.

Матриарх не смотрела на Северина, и ее губы вытянулись в тонкую линию. Юноша уставился на свой письменный стол. Он так долго ждал этого момента… повторения теста двумя Кольцами. Он тысячу раз представлял себе этот момент. Их Кольца обагрятся его кровью – той же кровью, которую когда-то отвергли, – и голубой свет побежит по его рукам, проникая под кожу. Этот момент должен был стать для него избавлением. Невозможное должно было стать возможным, небо должно было превратиться в ткань, которую он мог сорвать и обмотать ею свои кулаки. Северин никогда не думал, что, когда этот момент действительно настанет, он будет ощущаться таким… пустым.

– Какая мелочь, всего лишь еще немного кровопролития, – сказал он, толкнув Кольца.

Гипнос озадаченно уставился на него.

– Я думал, ты этого хочешь.

Северин смотрел на Кольца на деревянном столе. Он моргнул, но не увидел ни одной вспышки голубого света. Вместо этого он видел светлые волосы и ногти, под которые забилась земля. Навсегда закрытые серые глаза.

Неужели этого недостаточно? Иногда я хочу, чтобы ты никогда не становился патриархом.

Вдруг на поверхность всплыло воспоминание о дне, когда Гипнос обманом заставил его дать клятву. Он вспомнил, как смотрел на Зофью, Тристана, Энрике и Лайлу. Они пили чай и какао, ели печенье. Он вспомнил, как хотел схватить этот момент и навсегда запечатать его в стекле. И вот к чему это его привело. Северин поклялся защищать Тристана, а теперь тот мертв. Он обещал заботиться об остальных, а теперь Падший Дом, знавший каждого из них в лицо, разгуливал на свободе. Выжидая. Без них он бы никогда не нашел Падший Дом. А из-за Северина за ними по пятам следовала смерть. Он не мог допустить, чтобы им причинили боль, но и не мог подпустить их слишком близко. Моргнув, он вспомнил, как прижимал к полу тело Лайлы и как их сердца бились в унисон. Песня сирены. Его мысли наполнило чувство вины. Вот чего стоили эти несколько секунд: теперь кровь Тристана вечно будет на его руках.

Глаза матриарха широко распахнулись.

– Так ты хочешь этого? – спросила она.

– Нет, – сказал он, резко встав со стула и выпроваживая их из своего кабинета. – Больше не хочу.

Три месяца спустя.

Лайла стояла у дверей кабинета Северина со стопкой последних отчетов в руках. Он сказал, что не обязательно приносить их лично. Но она больше не могла оставаться в стороне.

Иногда она размышляла над тем, насколько горе может сломать человека, если у него внутри и так не осталось ничего, кроме пустоты. Энрике не выходил из библиотеки. Зофья буквально жила у себя в лаборатории. Шутки Гипноса казались натянутыми и отчаянными.