Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - Уильям М. Макговерн

В то время как этот вопрос еще обсуждался на военном совете и главнокомандующий еще не успел получить никаких определенных приказов, Гэн Бин продемонстрировал блестящий образец нарушения субординации. Во главе тех войск, которые находились в его непосредственном подчинении, Гэн Бин начал поход в направлении северного царства. Доу Гу с основной частью армии ничего не оставалось, как двинуться вслед за ним, поскольку иначе две группы войск оказались бы полностью разделены, и возникал риск их разгрома превосходящими силами противника.

По стечению обстоятельств, этот акт нарушения субординации закончился для армии Поднебесной бесспорным успехом. Китайские войска смогли без труда перейти Небесные горы и, оказавшись на юге Джунгарии, принялись всласть убивать и разорять ее, не встречая никакого серьезного сопротивления. Еще задолго до того, как они подошли к столице Северного Гуши, монарх этого государства так испугался, что решил не рисковать, принимая бой, и сразу же признал господство Китая. Во главе отряда из нескольких сот воинов он вышел вперед, чтобы сдаться Гэн Бину, который по-прежнему шел в авангарде китайской армии.

Как раз в это время соперничество между Гень Бином и Доу Гу снова дало о себе знать. Одного из адъютантов Доу Гу очень расстраивала мысль о том, что вся слава достанется Гэн Бину, который будет принимать капитуляцию царя Гуши. Предприняв отчаянный рывок, он смог перехватить царя Гуши, направлявшегося в лагерь Гэн Бина. «Ваше величество, – сказал он, – было бы крайне желательно, чтобы вы объявили о своей капитуляции не Гэн Бину, который является всего лишь подчиненным командующего Доу Гу, а ему самому, как военачальнику более высокого ранга и главнокомандующему всей экспедиции. Не говоря уже о том, что, будучи шурином императора, он имеет гораздо больше опыта общения с монаршими особами».

На бедного перепуганного царя Гуши эта речь произвела глубокое впечатление. Чтобы избежать дальнейших нападений, он послал основную часть своих командиров в лагерь Гэн Бина, но сам остался ждать, когда появится возможность предстать перед главнокомандующим.

Весть о том, что произошло, быстро дошла до Гэн Бина, который сразу же пришел в бешенство. Надев доспехи, Гэн Бин помчался в лагерь Доу Гу и выразил свое возмущение действиями главнокомандующего. Доу Гу пытался тянуть время и просил своего подчиненного не предпринимать никаких действий, которые могли бы поставить под угрозу всю экспедицию. Однако Гэн Бин не собирался успокаиваться. Прокричав, что собирается убить царя Гуши, он галопом поскакал в сторону Гуши, чтобы исполнить свою угрозу, и вскоре появился под стенами его столицы.

Несмотря на угрозу жизни, царь Гуши больше не посмел возражать. Выйдя из города, поверженный монарх снял свою царскую шапку и, обняв ногу лошади, на которой приехал Гэн Бин, взмолился, чтобы ему сохранили жизнь. Это несколько успокоило Гэн Бина. В результате он отказался от мысли предать царя смерти и удовлетворился тем, что торжественно сопроводил свою жертву в лагерь Доу Гу.

По всем нормам военного закона Гэн Бина следовало предать военному трибуналу за нарушение субординации, но поскольку он одержал важную победу, его не наказали, а, наоборот, щедро наградили, немедленно повысив по службе. А через некоторое время ему пожаловали титул маркиза и поместья.

Как и предсказывал Гэн Бин, вскоре после того, как Северный Гуши сдался китайцам, родственный ему Южный Гуши тоже поспешил признать власть Китая. После того как был обеспечен контроль над обоими царствами Гуши, китайцы предприняли дальнейшие шаги, чтобы сделать этот контроль постоянным и эффективным. Правителям обоих государств было позволено сохранить свое место на троне, но в стратегических пунктах каждого из царств разместили китайские гарнизоны. У каждого из этих гарнизонов был командующий, которому, помимо выполнения своих военных обязанностей, полагалось следить за соблюдением китайских интересов с дипломатической точки зрения.

Но более важно то, что китайцы сочли желательным восстановить пост наместника Западного края. Человек, который его занимал, обладал высшей властью во всей Кашгарии. Однако тому, что Китай почувствовал себя достаточно сильным, чтобы возродить этот пост, он был обязан не только кампаниям против гуннов и Гуши, но и тому, что в разгар этих кампаний еще одному китайскому полководцу удалось нагнать страху на большую часть Кашгарских государств.

Имя этого человека Бань Чао, и ему предстояло стать одним из величайших китайских полководцев и наместников, так что этот человек заслуживает особого внимания. Бань Чао происходил из семьи, которая особенно прославилась своими литературными талантами. Его отец был известным автором, а его брат Бань Гу, обладавший еще большим литературным даром, написал монументальное произведение «История Ранней династии Хань», которое мы часто используем, когда изучаем историю Центральной Азии в период, непосредственно предшествовавший христианской эре. Его сестра, Бань Жао, стала первой китайской женщиной-ученым и получила известность благодаря своим обширным знаниям, а также своим литературным сочинениям.

Сам Бань Чао начал свою карьеру в должности писца и, как ожидалось, должен был посвятить себя литературному творчеству. Но вскоре неугомонные амбиции заставили его искать более активного и яркого способа существования. В один прекрасный день, отбросив в сторону кисть для письма, он поклялся, что больше не будет рабом тривиальных занятий и заверил своих удивленных и недоверчивых коллег, что решил пойти служить на границу и подняться до титула маркиза. Прошло немного времени, и ему представилась подходящая возможность начать жизнь, полную приключений.

В 73 г., после того как китайские армии ушли на север, чтобы драться с гуннами, было решено отправить небольшую миссию в государство Шаньшань на востоке Кашгарии. Миссии предстояло просто посмотреть, что там происходит, и провести переговоры, о чем свидетельствует тот факт, что миссия состояла всего из 30 с небольшим человек. Как это часто бывало с китайскими посольствами, миссию возглавляли не один, а два человека, на которых возлагалась общая ответственность. Одним из этих двоих был Бань Чао.

Когда китайское посольство впервые явилось ко двору царя Шаньшаня, с его членами обошлись с большим уважением и вниманием. Однако вскоре после этого стало заметно, что отношение к ним со стороны царя Шаньшаня стало холоднее. Большинство членов китайской миссии едва заметили эту перемену, но Бань Чао она очень встревожила, и он сразу же заподозрил, что дело неладно. Незаметно схватив местного камергера, отвечавшего за прием посольств, он силой и угрозами получил от него информацию, что за несколько дней до этого в Шаньшань тайно прибыл большой отряд гуннов, которые теперь стояли лагерем в нескольких милях от столицы. Царя Шаньшаня так напугало прибытие этого отряда, что он собрался решительно порвать с Китаем и даже отдать китайское посольство на милость гуннских воинов.

Первым делом Бань Чао запер этого камергера, чтобы тот не смог поднять тревогу. Затем он пригласил всех членов китайской миссии, за исключением своего второго коллеги, на банкет. Когда все гости достаточно разогрелись вином и были готовы на отчаянные выходки, Бань Чао принялся увещевать всю компанию. Объяснив им, в какой опасности они находятся, он воскликнул: «Чтобы поймать детенышей тигра, надо войти в логово тигра. Давайте этой же ночью нападем на лагерь гуннов. Под покровом темноты гунны не поймут, как нас мало, и мы сможем застать их врасплох. Как только гунны будут побеждены, царь Шаньшаня снова станет послушным, а мы завоюем себе громкое имя».