Великие любовницы - Эльвира Ватала

Леопольдина видит, дело плохо, муж совсем разбассурманился, решает тактику в своих к нему отношениях менять: она перестает обращать на него внимание. О, это уже страшно. Иному супругу, дорогой читатель, хоть все волосы на его голове вырви, ему хоть бы хны, но наградите его презрительным молчанием эдак с недельку, увидите, как он запоет. Ну и «запел» супруг. Вообще жену покинул и пошел воевать в Уругвай. Тогда она пишет ему холодное письмо следующего содержания: «Сударь, вот уже месяц вы не навещаете мою спальню, зато весьма охотно пребываете в спальне своей любовницы. Позвольте в связи с этим вернуться мне в Вену к моему отцу».

Для бразильцев такое своеволие супруги — пощечина прямо. И, оставив свое войско в джунглях Уругвая или там Парагвая, — не важно, в джунглях, словом, — он уже мчится в Рио-де-Жанейро отнюдь не для примирения с супругой, а для проучения своенравной. И, накаляя коня и себя, он, приехав во дворец, кипя злостью и яростью, врывается в спальню супруги и, осыпая ее оскорблениями, начинает бить куда попало. А попало аккурат в живот, а она беременной на шестом месяце была. Словом, острый подкованный сапог ударил ее в то место, где ребенок рос, и у нее выкидыш, кровотечение и смерть. Мы не знаем, дорогой читатель, горевал ли супруг по поводу своего злодеяния. Может, и горевал малость, как горевал Нерон, который тоже по этому же поводу избил свою жену красавицу Поппею и тоже угодил ей в беременный живот, отчего она умерла. Это еще раз доказывает не только о жестокости мужей, а также о том, что история очень любит повторяться. И вы не раз еще убедитесь в этом, дорогой читатель. Сын этого бразильского короля дона Педро после смерти отца стал тоже королем, и неизвестно, простил ли он своему отцу издевательства, доведшего его мать до смерти.

Остывшие альковы! Сначала в них жарко, горячо, потом все холоднее холоднее, а потом какая-нибудь трагедия в нем разыграется.

Да что и говорить, дорогой читатель, любовь и согласие редко королевский альков навещали. Любви и согласия там раз-два и обчелся. А чаще ссоры, скандалы и драки даже, как в обыкновенных мещанских домах. Но бывают и такие альковы, в которых хотя и большой любви нет, но процветают понимание и дружеское участие, что особенно важно для тех королевских альковов, в которых лежат внешне гармонично неподобранные пары: ну, скажем, он — великан медведь, а она крохотная девчушка, лилипутка. И так случилось с Фридрихом III Австрийским и Элеонорой Португальской в пятнадцатом веке. Захотелось королю на заморской принцессе жениться, и чтобы не особенно в родственных связях они состояли, а то поголовно племянницы за дядей замуж повыходили, братья брали в жены дочерей родных сестер, и получалась у потомства жидкая, дегенеративная бледно-голубенькая кровь. Прямо водица, а не кровь, вечно дети хворали и поголовно умирали. Вы посмотрите только, дорогой читатель, сколько детей поумирало на этих королевских дворах!

Ну, словом, Фридрих III кота в мешке покупать не стал. Он требует портрет своей невесты Элеоноры Португальской, а поскольку изрядно наслышался россказней о том, какие необъективные художники за большую плату портреты невест рисовали, когда она из уродицы в красавицу превращалась, решил своего художника в Португалию выслать, и чтобы он без всяких там прикрас или лести намалевал портрет суженой. Ну художнику что, деньги заплачены, можно и на объективизм позволить! И он нарисовал портрет Элеоноры Португальской, ну что тебе фотография: без всяких там прикрас.

И это правильная постановка вопроса. А то прямо наказание какое-то с этими портретами, неадекватными оригиналу. То один король, то другой, то третий вопит, узревши невесту и сравнивая ее портрет: «фламандская кобыла», дескать, «летучая мышь», «уродина», и потом давай вот таким «Кромвелям» эпохи Генриха VIII головы срубать, поскольку безответственно к портрету подошли: обещали красавицу, привезли уродицу. И ни один ведь министр не удосужился королю правду сказать: «Дескать, ваше величество, не верьте портрету, это богомаз за большие деньги такую метаморфозу произвел». Впрочем, пардон, один правдолюбец нашелся. При Карле X Сварливом это было. Ну ждет он, значит, своего посланника из Венгрии, посланного его невесту Клементину Венгерскую узреть и портрет ее привести. И пока запыхавшийся посланник вытягивает из-за пазухи миниатюрный портрет Клементины Венгерской, король в нетерпении спрашивает: «Ну, какова королева?» Посланник отвечает: «Ничего, ваше величество, да грозна больно и совсем беззуба». Когда король побледнел от волнения, оказалось, что речь идет не о невесте короля Клементине Венгерской, а о ее бабке королеве Венгрии. А что? Посланник тут не виноват. Вопросы надо четко задавать, даже королям. Вон Елизавета Английская какой ведь точный приказ издала о том, что ее портреты могут писаться только великими художниками, и даже список вывесила, кому такая честь предоставлена. Видите, как свое личико ценила и уважала королева, и у нее, когда она во многие страны многочисленным женихам свои портреты высылала, никогда недоразумений не происходило. На жениха глядел портрет немного, правда, подстарелой, но в хорошем рыжем парике и вполне еще годившейся уж если не для деторождения, но для любовных утех наверно, великой монархини.

Король Франциск I. Художник Ф. Клуэ.

Наш Фридрих посмотрел на портрет невесты, и он ему понравился: девица с черными глазками, розовыми губками и блестящими волосами. И в далекую Португалию идет «добро» на женитьбу и согласие Фридриха III. «Снаряжайте, мол, невесту для свадебного бракосочетания», но не даром, конечно. Фридрих III потребовал приданого в шестьдесят тысяч дукатов. У него, бедного, войско уже несколько лет жалованья не получало. Того и гляди взбунтуется! Ну, девицу снарядили, на корабль посадили и вдоль берегов Северной Африки плыть к жениху отправили. И плывет эта самая Элеонора Португальская целых восемьдесят два дня, а по дороге, по дороге, дорогой читатель, какие только приключения с ней не случались. Жалко, что никто из современных режиссеров не додумался приключения Элеоноры Португальской на экран перенести. Почище «Анжелики» будут. То на них пираты нападают, то штормы треплют, то два корабля где-то в дороге теряются, но невеста с морской болезнью лежит и зубрить немецкие слова ну прямо некогда! А она такое благое намерение имела, чтобы хоть немного по-немецки проштудировать, чтобы не на пальцах с женихом разговаривать, тем более что хотела стать очень хорошей королевой и женой. Ибо ничего хорошего до сих пор за свои пятнадцать лет в жизни не имела: отец рано умер, братец, король Альфонс, который страной вместо отца правил, строгостью совсем молодой организм Элеоноры засушил. А матушка, непутевая какая-то вообще, всех детей на произвол судьбы бросила и где-то по Европе шляется. Словом, одна надежда на светлое будущее в Австрийской империи и на любовь супруга!

А Фридрих III, горя от нетерпения, решил не дожидаться, пока она до Вены доедет, а самому ей навстречу ринуться и где-нибудь на полдороге, в каком захудалом княжестве встретиться и там свадьбу сыграть: дешево и сердито. А то казна совсем пуста, где уж тут на пышные брачные церемонии разоряться! И встретились они в каком-то костеле. Огромный пустой зал, с одной стороны рыжебородый, огромный великан — Илья Муромец, только что не черный — стоит, а с другой стороны движется к нему… Ну, нет, не уродина, личико то же, что и на портрете, те же глазки, ротик, но росточек — росточек-то у невесты! Карлица, да и только, в лучшем случае лилипутка! И первой мыслью Фридриха III было, впрочем, нет, никак дум пока еще нет, его холодный пот прошиб, и заметались в испуге мысли: «О боже, как же на такую кроху ложиться? Ведь раздавлю». А Элеонора тоже от ужаса ни слова ни на ломаном немецком, ни на хорошем португальском вымолвить не может. Ее мысли тоже в нестройном порядке мечутся: «О боже, как же под такого великана ложиться? Ведь раздавит». Но, дорогой читатель, что значит, когда в алькове добрая атмосфера процветает. Первая брачная ночь, где-то в захудалом, плохо обогреваемом замке, была очень даже удачная. Фридрих III с таким деликатным вниманием к невесте отнесся, что она во время любовных утех вообще никакой тяжести не почувствовала, одну приятность. И опасения Фридриха III насчет того, как эта лилипутка будет ему детей рожать, были совершенно напрасны. Пятерых детей родила ему Элеонора, среди них знаменитого Максимилиана, а чтобы своим маленьким ростом не особенно австрийскому двору глаза мозолить, рано из жизни ушла, прожив всего тридцать один год!