Яд вожделения - Елена Арсеньева

Покрытые коростой губы чудовища дрогнули,разомкнулись – и с них сорвался какой-то нечленораздельный звук. Вот именно:это было не рычание, а некое всхлипывание, и Алена с изумлением поняла, чточудовище тоже пытается говорить! Вряд ли оно хотело выразить какие-то своиощущения, вернее всего просто силилось повторять за Аленою. Очевидно, емупонравилась человеческая речь, хотя едва ли с этим существом кто-то преждеразговаривал. Наверное, оно все время слышало грубые голоса, в которых таилсястрах и ненависть перед его уродством. А медведица, у которой он вырос, –только ли рычала на него или как-нибудь урчала ласково, повизгивала?

– Отпусти меня, а? – попросила Аленакак могла мягче. – Не причиняй мне вреда, Христом богом тебя молю. Ведь тыкогда-то был человеком, значит, можешь кого-то пожалеть…

Как ни странно, ей не так уж трудно оказалосьговорить с ним приветливо. Страх еще сковывал движения и помыслы, но Аленавсегда любила всякое зверье, и никогда в жизни ни одна самая злобная псина несделала даже попытки накинуться на нее. Маленьких, брехливых, глупых собачонокона опасалась куда больше, чем огромных волкодавов, и во время хождений по лесусильнее опасалась невзначай наступить на змею, чем столкнуться в малиннике смедведем. Конечно, ее мать когда-то была убита медведем, но, может быть, зверьбыл ранен, а оттого мстил всякому человеку за нанесенную ему кем-то обиду? Вотведь та медведица, которая взрастила это дикое существо, верно, заботилась онем со своим особенным медвежьим милосердием, если оно дожило до юношеских лет.Пожалуй, ребенок попал к медведице еще совсем крохотным, если не смог убежать,вернуться домой и напрочь позабыл человеческое обхождение. Хотя что-то он все-такисмутно помнил, недаром голос Алены доставлял ему удовольствие.

– Рассказывают, медведь прежде былчеловеком, – заговорила она, пытаясь этой старой байкой не то себяуспокоить, не то потешить своего страшного знакомца. – Оттого и умеет онходить на задних лапах, имеет похожие на человеческие глаза, любит мед, водку…

Чудовище не отрывало от нее глаз. Оно слушало,Алена могла бы в этом поклясться! Оно слушало и пыталось понять.

«Надо говорить, беспрестанно говорить, –мелькнула мысль. – Я убаюкаю его речами, я смогу продержаться, пока непридут люди, и может быть…»

Она почти не сомневалась, что спасется. Страх,снедавший ее доселе, незаметным образом исчез, растаял, как снег под яркимилучами солнца. Ульянища небось думает, что Алена уже валяется в углу этойклетки с перегрызенным горлом, уставившись в небо неживыми глазами. А вот нет!Снова провалилось злодейское умышление Ульяны, снова заступился господь заАлену. Конечно, жизнь ее все еще под угрозою, однако бесстрашие, овладевшееАленою, окрылило ее душу. Она сама удивлялась этой дивной свободе, овладевшейсердцем и разумом, – и вдруг озарение нашло на нее. Конечно, нынче ночьюнатерпелась она страхов – может быть, и еще натерпится, а все же они не такаяуж дорогая цена за чудесное, пьянящее открытие: если Никодима отравила Ульяна,значит, Егор уж наверняка ни в чем не виновен!

Вот почему Алена смогла выстоять, непокачнуться перед ехидными откровениями и злобными угрозами Ульяны, вот почемудостало у нее гордости не просить униженно милости, не валяться в ногах у своихмучителей. Вот почему она так быстро избавилась от страха. Егор не виновен!

Сейчас она вообще не могла понять, как, почемудопустила до себя хотя бы тень подозрения. Ну, с Ленькой все понятно: он вообщеникому не верит, жизнь приучила его видеть во всяком человеке ложь ипритворство, к тому же страх за Алену помутил его разум. Но она-то! Она ведь неверила, ни минуты всерьез не верила в это обвинение, почему же вела себя так,будто верит? Не иначе господь помутил ее разум…

И вдруг Алену осенило. Да, помутил, но ненапрасно! Она со всеми своими страданиями была орудием в руце Всевышнего –орудием для изобличения истинного преступника. Ведь если бы Алена не попаласьУльянище в лапы, если бы та не считала ее обреченной на смерть, она нипочем не созналасьбы в своей вине. А теперь имя злодея известно доподлинно, и Алена готова всемумиру его назвать!

И тут же она вспомнила, что весь мирсосредоточился для нее сейчас в одном получеловеческом-полузверином существе, авсе время… а все время, отпущенное ей на жизнь, может быть сочтено несколькимимгновениями.

И все же она чувствовала глубокое спокойствие.Егорушка, ее любовь, – обелен. А про Ульянин грех она даст знать людям.Алена еще не знала, каким образом, но не сомневалась: даже если придется своей кровьюнаписать об этом на клочке одежды, она сделает это. Сделает! А может быть,придут люди, и она еще успеет им сообщить?..

И люди пришли.

* * *

Сначала Алена услышала далекий смех, потомвдруг звук его резко приблизился, словно человек вышел из-за угла. И на мигстало тихо… Алена боялась повернуться, однако всем существом своим расслышалатопот бегущих ног и полные ужаса крики на два голоса:

– Мать честна! Девку… девку заломал,зверюга!

– На помощь! Спасите! Спасите, кто в богаверует!

Чудовище сгребло Алену в охапку такстремительно, что она даже пикнуть не успела, и издало сдавленное рычание. Дикоповедя глазами, оно швырнуло Алену в угол клетки – она не удержалась на ногах иупала – и принялось бросаться на решетку, сотрясая и едва не выворачивая ее изземли. Ярость его чудилась неукротимой, и два караульщика порскнули прочь,потому что длинные когтистые ручищи вдруг просунулись меж прутьями в явномстремлении схватить неосторожного и растерзать на месте.

Алена, у которой от неожиданного и сильногоудара занялся дух, с трудом села, повела глазами – и только теперь вполнеразглядела то существо, которое во всякий миг могло сделаться ее палачом.

Оно было бы среднего человеческого роста,когда б не согбенная спина и не понурая, провисшая меж плеч голова, которуюдаже в ярости оно не могло вполне поднять. Ноги его были босы, и всей одежды нанем была черная от грязи посконная рубаха, вся в прорехах, сквозь которуюпроступало неимоверно грязное и худое, однако так и оплетенное тугими мышцамитело. И если несколько мгновений назад Алене чудился проблеск мысли в поступкахэтого существа, то сейчас в нем истинно не было ничего человеческого. Это былзверь… дикий зверь, готовый убить всякого, кто посмеет отнять у него добычу. Иэтой добычей была Алена.

Задремавший было ужас ожил – и пронзил ее, какмолния, исполнив все тело внезапной резкой болью. Алена схватилась за голову,но тут же зажала рот руками, согнулась… Ее нутро скручивали спазмы – и наконецона изверглась пустыми, но мучительными судорогами рвоты. Но не этаомерзительная тошнота напугала, обессилила Алену. Вдруг почудилось, что особая,тянущая боль раздвигает самые потаенные глубины ее недр – и она прижала руки кживоту.