Кисельные берега - Анна Осьмак

Сырник и толкнул в придорожную траву. Девчонка, взвизгнув, шлёпнулась, перекатилась на спину и, смеясь, принялась отпихивать дурного пса. Тот ликующе мусолил ей лицо розовым языком и скакал по своей подружке, как припадочный заяц.

Медведь остановился, с умилением наблюдая сию пастораль.

Кира тоже смотрела. Без умиления, нахмурившись. И думала о другом:

«Интересно, кружился бы он двое суток вокруг замка и бросился бы ко мне на помощь против троих всадников, если бы со мной не было этой дурочки?»

Ответ на этот вопрос казался очевиден. И оттого становилось грустно. Ещё более грустно, чем от приобретённой старости и от утраченной веры в своё неизменное деловое чутьё на всякого рода мошенничество.

Глава 37

Впервые за время мытарств по сказочным землям вечерний привал в лесу не был для Киры голодным. Наученная горьким опытом, она не стала скромничать и изрядно проредила герцогскую кладовую перед уходом. Поэтому теперь, сытая и разморенная сухим медитативным потрескиванием костра, бывшая принцесса и бывшая коровница, ныне жертва чудовищного колдовства пялилась по-стариковски слезящимися глазами сквозь рдеющие угли, обдумывая неожиданно обеспокоивший её вопрос.

Отвела глаза от огня, покосилась на Пепелюшку. Та ползала на карачках, соображая из нарезанного лапника уютное спальное гнездо.

- Эй! – окликнула Кира подружку и похлопала ладонью подле себя.

Девчонка, тут же оставив свои дела, пришелестела в указанное место, не вставая с четверенек.

- Что-нибудь принести, Кирочка? – осведомилась она, глядя на опекаемую жалостливым взором и сводя бровки домиком.

- Ну хватит! – Кира поморщилась. – Хватит уже строить из себя сиделку при немощной, слабоумной старухе. Садись, поговорить надо…

Пепелюшка плюхнулась рядом и заправила непослушные кудряшки под чепец.

С чего начать? Кира помолчала какое-то время, собираясь с мыслями…

- Быть заколдованным, подружка, тяжкая ноша. И страшная беда…

Тьфу ты! Сколько пафосного трагизма… Надо же было так по-дурацки и неестественно сказануть! Хотя… В целом-то, мысль ясна?

- Ой, Кирочка! – простонала чуткая слушательница, и на её розовом личике отразилось всё христианское сострадание мира.

- Да подожди ты! Не обо мне сейчас речь… - она осторожно мотнула головой в сторону дремлющего наиздальке Медведя.

Собеседница округлила глаза, прижала ладонь ко рту и понимающе кивнула.

- У меня-то, - понизила Кира голос, - хоть какая-то надежда на избавленье имеется – благодаря твоему заступничеству перед тёткой. А он… Только тогда – понимаешь? – когда на собственной шкуре испытаешь каково это – примерить чуждое обличье –проникаешься бедой товарища по несчастью. Впрочем, какое уж тут сравнение – я, по крайней мере, человеком осталась… А уж как он чувствует себя в облике зверя – страшно даже представить.

Полностью поддерживая благородные переживания подруги, девчонка истово закивала.

- Но! – Кира сделала ударение на слове и испытующе уставилась на неё. – В его ситуации есть и преимущества по сравнению с моей: во-первых, расколдовывательный механизм уже известен – его надо только запустить; во-вторых, инструмент для запуска тоже в наличии…

- Да что ты! – удивилась слушательница и даже рот открыла, заинтригованная.

«Вот дунька тугодумная! – Кира закатила глаза. – Всё разжевать ей надо!»

- Чтобы снять с Медведя заклятье, - терпеливо принялась она пояснять, - надо, чтобы его поцеловала девушка!..

Пепелюшка охнула:

- Кирочка, так ты хочешь его…

- Да не я! Вот дурья твоя башка! Посмотри на меня – похожа я сейчас на девушку? А даже если бы и была похожа… Предлагала уже свою помощь. Отказался. По рецепту, говорит, поцелуй, должен быть от любви, а не от дружеского участия. Не сработает якобы…

- Так что же мы…

- Послушай, - Кира коснулась её руки и посмотрела в прозрачное небо Пепелюшкиных глаз. – Помоги ему, а? От тебя сейчас зависит судьба и счастье зве… человека. Понимаешь?

- Да… То есть нет! Кира! – девчонку аж подбросило от ужаса. – Как ты можешь мне такое предлагать?! Это же неприлично!

- Тише ты! – дёрнула её за рукав совратительница юных дев. – Чего неприличного?

- Ну… Целовать??! Он же мужчина!

- Сейчас-то он медведь! Сырника ты постоянно чмокаешь в противный мокрый нос – это прилично? А он, да будет тебе известно, тоже не девочка, а полноценный кобель!

- Боже мой, Кира! Это совсем другое! Неужели ты не понимаешь? На самом-то деле он человек, а не зверь!

- Но сейчас-то ты будешь целовать его не в человеческие губы, а в мохнатый медвежий лоб!

- Но после этого он же сразу превратится!.. Кстати, а… с чего ты взяла, что он превратится от… моего поцелуя? Ты ж сама говорила, что…

- С того! С того, что он к тебе весьма неравнодушен. Это я давно заметила…

- Святой Войцех, - проныла Пепелюшка и схватилась ладонями за загоревшиеся щёки. – Ещё и это… Кирочка, ну как можно? Нет, нет и нет! А мой принц? Что скажет он, если узнает о… Даже подумать страшно!

- Ну почему он должен что-то узнать, если ему не сказать? Делай добро молча – не обязательно об этом трезвонить на каждом углу…

Это она сказала совершенно напрасно: последнее предложение, видимо, переполнило чашу вмещения человеческой греховности в невинном Пепелюшкином сознании.

- Ты… - пролепетала она, бледнея, - предлагаешь мне утаить от будущего супруга свои досвадебные прегрешения?..

- Прегрешения? – взорвалась Кира. – Маленькая ханжа! Что ты называешь прегрешениями? Спасение человека от страшной участи? Это прегрешение?

- Нет, конечно! Что ты, Кирочка! Я называю прегрешением поцелуй с мужчиной, с которым я не помолвлена. И ложь будущему супругу…

Кира скрипнула зубами.

Дура твердолобая! Нет, это бесполезно. Она устала от этого железобетонного фарисейства, что намертво окопалось в сознании хрупкой с виду, вроде бы такой жалостливой и податливой девочки.

Прости, Медведь. Я пыталась.

- Иди к чёрту! – буркнула Кира и завернулась в одеяло. – Пока я тебя не стукнула.

-----------------------------------------------------------

- Как твоё настоящее имя? Мне бы не хотелось звать тебя этим нелепым прозвищем – «Пепелюшка»… Совсем оно тебе не подходит.

Медведь старался шагать рядом с непоседливой, шабутной девчонкой, проявляющей чрезвычайно живой интерес ко всему вокруг. Вот и снова она зачем-то свернула с дороги в траву, прошла,