Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян

такая ситуация, и вот как ее решали! Это очень расширяет кругозор, а кроме того деполитизирует и деидеологизирует историю. Какая уж там политика, когда читаешь о том, кто что кушал!

– Если говорить об идеологии истории, то, скажем, в СССР она была коммунистической. При Ельцине – либеральной. А какова она сейчас? Имперская? Православная?

– Сегодня наше общество многополярно, многополюсно и крайне неоднородно идеологически. Отсюда и наши трудности в работе над единым курсом школьной истории: ну как найти консенсус между откровенными националистами, шовинистами и либералами? Но господствующей идеологии у нас нет, и это к лучшему. Просто не надо путать две вещи: государственную идеологию и ценности, которые должны быть в обществе, нравственные, моральные, общечеловеческие, патриотические. Без этих ценностей, путем «сверху», национальную идею не построить! Она прорастает только «снизу» – как комплекс важных факторов, к числу которых относится и история.

– Но власть явно озабочена созданием официальной идеологии!

– Власть всегда хочет иметь какую-то идеологию, которая поможет ей функционировать как власти – это нормально. Между тем я возглавляю институт почти 20 лет и не помню случая, чтобы кто-нибудь «сверху» говорил, что я или кто-то другой что-то не так написал. Я много раз встречался с нынешним Президентом. Он очень интересуется историей, может спросить, что историки думают по тому или другому поводу. Но никогда не вмешивался, что, честно говоря, очень облегчает работу института. Скорее мы находимся под давлением СМИ и общественного мнения. И часто – очень сильным.

– Мы говорили, что история многофакторна, многообразна и зависит от интерпретаций, а наше общество расколото в отношении к важнейшим событиям отечественной истории. Можно ли в принципе при таком раскладе сделать единый школьный учебник истории?

– Ну, пока мы пишем не учебник, а концепцию. Концепция должна быть единой. А вот учебники, созданные на ее основе, могут быть разные. Во-первых, разные по сути – для каждого класса свой. Во-вторых, помимо отечественной истории у нас должны быть учебники и по всеобщей. В-третьих, в единую концепцию надо вложить одну из главных целей исторического образования в школе – научить молодого человека мыслить. А для этого, думаю, в рамках одного учебника надо показывать разные точки зрения на ту или иную проблему. Правда, тут придется помочь учителям. Я, например, предлагаю приготовить короткие брошюры – учебные пособия; не толстенные монографии, а буквально 20 страничек текста с информацией о том, что сегодня думают о той или иной исторической проблеме. Скажем, о неизвестных ранее отношениях Александра Невского с Ордой. Или сделать как в немецком учебнике истории. В главе о Бисмарке там даны вопросы для школьников: заслуживает ли положительной оценки то, что делал Бисмарк? Нравится ли вам то, что он делал? Было ли это полезно для Германии? А как вы оцените методы, которыми он пользовался? Может ли благая цель быть достигнута не благими методами? Думаю, это более чем актуально и для нашей истории. К примеру, Петр I – великое благо для России и при этом жесточайшие средства.

Правда, надо признать: многие учителя не одобряют введения одного курса школьной истории. На последнем съезде учителей этого предмета (Александр Чубарьян возглавляет Ассоциацию учителей истории. – «МК») собрались тысячи людей. И практически все высказались против одного учебника. Большинство говорило о воспитании толерантности, инновациях, стремлении к альтернативному изложению истории. Просто учителям надо давать хорошую подготовку. А Минобрнауки, мне кажется, мало занимается судьбой педагогических вузов.

– Там предпочитают радикальный метод – закрывать педвузы.

– Или сливать их с классическими университетами. У нас и в самом деле много слабых педвузов, но нельзя только рубить – надо реформировать. Что же касается достижения консенсуса по основным проблемам преподавания истории в школе, то сегодня это главная цель моей жизни. Знаю, что это очень трудно, поскольку в обществе нет единства. Но есть темы, по которым обязательно нужно договориться – прежде всего по Великой Отечественной войне. Правда, тут не обошлось без мифологии – я имею в виду слухи о невообразимых оценках этого периода, якобы содержащихся в нынешних школьных учебниках истории. На самом деле это не так. Нынешние школьные учебники проходят экспертизу в двух академиях: РАН и РАО, и мы не пропустим учебника, где сказано, что Вторую мировую войну выиграли американцы. Такие учебники и правда были. Но только в 1990-е годы. На них сегодня и ссылаются.

– Где та грань в изучении истории, которую единый школьный учебник не сможет перейти? Возьмем проблему страшных людских потерь СССР в первые месяцы Великой Отечественной войны. Надо ли говорить детям о некомпетентности наших старших офицеров – вчерашних капитанов, занявших места настоящих генералов, расстрелянных на Лубянке перед самой войной?

– Грань между нашей победой и ее ценой очень непроста. Ну что ж, надо договариваться! Думаю, нельзя писать о Великой Отечественной войне как о цепи наших непрерывных побед. Надо показать, что это трагическая часть истории страны. Да, она закончилась победой. Но погибли миллионы людей, а это трагедия. Другой методологически важный момент заключается в том, что мы должны рассматривать себя как часть мировой истории, а не воспитывать изоляционизм. Это позволит понять, что у нас идут те же процессы, что в других странах. Например, что викинги создавали и английское государство, а Земский собор, 400 лет назад избравший русским царем первого Романова, ставит нас в один ряд с другими сословно-представительскими монархиями того периода. Весь мир скроен по общим моделям.

– Какие вопросы школьной истории оказались самыми сложными для консенсуса?

– Последние 20 лет нашей истории. В обществе очень большой разнобой оценок приватизации, экономических реформ начала 1990-х годов. Надо найти путь изложения материала – я даже хочу провести специальное совещание на эту тему. Лично мне кажется так: меньше оценок и больше фактической истории – как что было. Надо написать, какие точки зрения есть по поводу перестройки, а также вовлечь в дискуссию детей, а не давать им готового рецепта. При этом учитель может сказать: ваши родители в этом участвовали – покупали ваучеры и думали, что они будут миллионерами. У меня, кстати, эти ваучеры до сих пор где-то лежат…

– А надо ли вообще давать эти 20 лет?

– Ну а как же? Это же период жизни наших детей, их родителей! И что, мы не расскажем им про Ельцина и Горбачева?

– Ну, про Ельцина с Горбачевым, допустим, расскажем. А вот про нынешнюю администрацию… Каким годом вы думаете закончить школьную историю?

– Думаю, что 2000-м.

– А каким может быть консенсус по оценке роли Сталина?

– Это крайне сложный вопрос. Мое личное мнение, что идеология Сталина сейчас