Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого - Диана Гэблдон

Сбежать. Вот что нужно сделать. Но куда? И как? В голове зазвучали слова Гейлис: «Гранаты любовно обвили мне шею. Я буду верен».

Верен. Сбежать сейчас – все равно что предать Брианну.

А разве она не предала тебя?

– Нет, будь я проклят! – прошипел Роджер. Наверняка у нее были какие-то на то причины.

Она нашла родителей, теперь ей ничто не грозит. «Потому оставит женщина отца своего и мать свою и прилепится к мужу своему; и будут одна плоть». Безопасность не столь важна, как любовь… Если бы Роджер заботился о безопасности, не ввязался в эту безумную авантюру.

Ладони взмокли, он чувствовал под грубой тканью штанов твердые камни, и кончики пальцев словно горели огнем. Роджер шагнул к провалу в скале, не отрывая взгляд от черной бездны. Если не внутрь… тогда остаются два пути: либо вернуться в удушающие заросли рододендронов, либо попробовать залезть на скалу.

Он запрокинул голову, прикидывая высоту утеса. На фоне яркого неба вдруг мелькнул темный силуэт, и по плечам Роджера скользнула тугая веревочная петля.

Поместье «Горная река», декабрь 1769 года

Только что прошел дождь – и вот-вот польет снова. Капельки воды дрожали на мраморных лепестках роз, украшавших надгробие Гектора Кэмерона, а кирпичная дорожка потемнела от влаги.

«Semper Fidelis’ гласила надпись под именем и датами жизни. Semper Fi. Брианна как-то встречалась с кадетом из морского корпуса, тот все порывался подарить ей кольцо с этой надписью. Всегда верен. Кому же был верен Гектор Кэмерон? Своей жене? Своему королю?

С тех пор она больше не разговаривала с Джейми Фрейзером. Тот с ней, впрочем, тоже. Ни разу с того самого момента, когда она в запале выкрикнула: «Мой отец никогда бы этого не сказал!»

Болезненная гримаса Джейми до сих пор стояла перед ее глазами. Он молча вышел. Иэн отправился вслед за ним, – и той ночью ни один из них не вернулся.

С ней осталась лишь мать; Клэр гладила ее по голове и что-то ласково бормотала, пока Брианна билась в истерике, то навзрыд рыдая, то проклиная всех подряд. Однако даже держа голову дочери на коленях и утирая ей слезы мокрым полотенцем, мысленно Клэр была с тем мужчиной. Брианна чувствовала, как ей хочется последовать за ним и унять его боль. И за это она ненавидела Джейми Фрейзера еще сильнее.

У нее постоянно болела голова, – требовались неимоверные усилия, чтобы удержать на лице каменное выражение. Брианна не позволяла себе расслабиться ни на секунду, слишком боялась сломаться.

Однако истерик больше не было. Взяв себя в руки, она заверила мать, что все будет в порядке, и отправила Клэр в постель. А сама просидела до рассвета, глядя на портрет Роджера, и глаза жгло сосновым дымом и яростью.

Джейми Фрейзер объявился на рассвете. Не удостоив Брианну даже взглядом, он окликнул мать, и они о чем-то поговорили в садике. Затем Клэр, весьма встревоженная, вернулась в дом и стала собирать вещи.

Брианну привезли сюда, в «Горную реку». Она хотела поехать с ними, отправиться вслед за Роджером. Однако Фрейзер ничего не желал слушать – и мать тоже.

Стоял уже конец декабря, и горные склоны укутало снегом. Брианна была на четвертом месяце, живот уже заметно округлился. Никто не знал, сколько времени займут поиски, и Брианна неохотно признала, что роженице не место в горных ущельях.

Она прижалась лбом к ледяному мрамору склепа. День был холодным и дождливым, но лицо у нее пылало, будто в лихорадке.

Из головы никак не шел его образ. Искаженное гневом лицо, заострившееся, точно маска дьявола. Голос, полный ярости и презрения, попрекающий ее – ее! – в том, что он утратил свою чертову честь!

– Твою честь? – переспросила она тогда, не веря собственным ушам. – Твою честь?! Да ты мне жизнь сломал из-за своего гребаного представления о чести!

– Не смей так со мной разговаривать! И раз уж ты…

– А ты не смей мне указывать! – заорала она и, зазвенев посудой, шарахнула кулаком по столу.

Они тогда много чего наговорили. Мать пыталась вмешаться (Брианна вздрогнула, вспомнив страдальческое выражение в золотых глазах Клэр), однако в тот момент им обоим было не до нее, они торопились выплеснуть друг на друга боль от взаимного предательства.

Мать однажды сказала, что у Брианны истинно шотландский нрав: она разгорается не сразу, зато пылает жарко и долго. Теперь она понимала, откуда это взялось, – но от этого было не легче.

Брианна сложила руки на могильном камне и уткнулась в них носом, втягивая слабый запах овечьей шерсти. Так пах любимый свитер ее отца… настоящего отца.

– Зачем ты умер? – прошептала она в сырую шерсть. – Зачем…

Если бы Фрэнк Рэндалл был жив, ничего этого не произошло бы. Клэр осталась бы с ним, в Бостоне; и они втроем жили бы прежней жизнью…

Однако отец умер, и его место занял незнакомец. Мужчина, похожий на нее внешне и совершенно не понимающий, что творится у нее в душе. Человек, который лишил ее дома и семьи, и, как будто этого мало, вдобавок безжалостно отнял у нее любовь и защиту.

Холодный воздух пробрался под платье, и Брианна, вздрогнув, поглубже закуталась в шаль. Следовало надеть плащ… Она поцеловала на прощание мать в бледные губы, развернулась и, ни на кого не глядя, поспешила укрыться в мертвом саду. Лучше она подождет здесь, даже если продрогнет до костей.

Услышав за спиной шаги по каменной дорожке, она застыла, не в силах обернуться. Быть может, это Иокаста или кто-то из рабов, сейчас будут убеждать ее вернуться в дом.

Однако шаг был слишком широким и тяжелым – так мог идти лишь один человек. Брианна стиснула зубы. Она не обернется, ни за что.

– Брианна, – тихо окликнул он ее.

Она не шелохнулась.

Джейми Фрейзер шумно выдохнул: от гнева или раздражения?

– Я должен кое-что тебе сказать.

– Говори.

Слово больно, точно колючками, ободрало ей горло. Опять пошел дождь, ледяные капли разбивались о мрамор и струйками бежали по волосам.

– Я верну его тебе, – так же тихо поклялся Джейми Фрейзер. – Или не вернусь сам.

Она так и не заставила себя обернуться. За спиной послышался шорох, будто что-то положили на дорожку, затем – звук удаляющихся шагов, а перед ее глазами по каменным розам сбегали слезы дождя.

Когда наконец она повернулась, дорожка была пуста, только у ее ног лежал сложенный лист бумаги, придавленный камнем. Брианна подняла намокшее письмо, не решаясь заглянуть внутрь.

Февраль 1770 года

Несмотря на страхи и злость, Брианна вполне приспособилась к размеренной жизни «Горной реки». Двоюродная бабушка была весьма рада компании и всячески развлекала Брианну. Обнаружив, что она неплохо рисует, Иокаста отдала ей свой старый мольберт и краски и всячески настаивала, чтобы Брианна использовала их по назначению.