Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого - Диана Гэблдон

– Ну… при том, – пришла я в замешательство. – Разве нет?

Джейми скатился с меня и откинул с лица волосы.

– Стивен Боннет – жалкий ублюдок, и я прикончу его при первой же возможности. Но я не понимаю, как он виноват в том, что я потерпел крах как мужчина.

– О чем ты вообще говоришь? Какой еще крах?

Он ответил не сразу, лишь склонил голову, нависнув надо мной горбатой тенью. Ноги его были спутаны с моими, и я чувствовала, как он напряжен.

– Никогда не думал, что можно так ревновать к мертвецу, – чуть слышно прошептал он.

– К какому еще мертвецу?! – И тут меня осенило: – Ты о Фрэнке?

– О ком же еще? Так и вижу перед глазами его лицо. Ты говорила, он похож на Джека Рэндалла, так ведь?

Я обхватила его руками, притянула к себе и судорожно зашептала на ухо:

– Как?! Как ты мог вообще такое подумать?

Джейми приподнялся, опираясь на локоть. Мне на грудь упали темные пряди, по которым бегали мерцающие золотые и алые искорки.

– А как иначе? Клэр, ты же слышала ее, слышала, что она сказала.

– Брианна?

– Она сказала, что будет рада увидеть меня в аду и что продала бы собственную душу, лишь бы вернуть отца – своего настоящего отца.

Джейми сглотнул, и этот звук заглушил треск костра.

– Я постоянно думаю, что он бы такой ошибки не совершил. Он доверял ей, он знал, что она… Наверное, он был лучше меня. Уж она-то, по крайней мере, в этом уверена. И я думаю… вдруг ты тоже так считаешь, саксоночка.

– Идиот, – прошептала я и, проведя руками по спине, обхватила твердые ягодицы.

Он уронил голову и сдавленно фыркнул мне в плечо.

– Согласен. Ты же ничего не имеешь против?

– Нет.

От него пахло дымом и сосновой смолой. Несколько иголок торчало в волосах, одна из них, гладкая и острая, покалывала мне губы.

– Она вовсе не хотела этого говорить, – добавила я.

– Хотела. – Джейми снова сглотнул. – Я же слышал.

– А я слышала вас обоих. – Я погладила ему спину между лопаток, чувствуя застарелые шрамы от кнута и более свежие выпуклые отметины, оставленные медвежьими когтями. – Она такая же, как ты: сгоряча вываливает все, чего никогда бы не сказала на холодную голову. Ты ведь тоже много чего на самом деле не хотел ей говорить?

– Не хотел. – Напряжение понемногу отпускало его. – Совсем не хотел…

– Вот и она тоже.

Я ждала, ласково поглаживая его – так же, как Брианну давным-давно, когда она была ребенком.

– Ты должен поверить мне… Я ведь люблю вас обоих.

Он глубоко вздохнул.

– Как думаешь… если я верну ей того мужчину, она сможет когда-нибудь меня простить?

– Обязательно. Не сомневаюсь.

Из-за перегородки донеслись тихие стоны и неразборчивое ласковое бормотание на языке, который был понятен без слов.

«Иди и верни его, – сказала мне Брианна. – Только ты можешь это сделать».

А вдруг она говорила не о Роджере?..

Это был долгий путь через горы, ставший еще длиннее из-за зимы. Случались дни, когда мы вовсе не могли тронуться с места, и тогда с утра до ночи просто сидели, спрятавшись под скалой или в какой-нибудь рощице, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы укрыться от ветра.

Когда самые высокие горы остались позади, ехать стало легче, но здесь, на севере, было гораздо холоднее. Иногда мы ужинали одной лишь солониной, потому что костер не удавалось развести из-за сильного снегопада. Однако каждую ночь я ложилась рядом с Джейми, и под общим меховым одеялом мы делились теплом.

Я считала дни, завязывая узелки на обрывке бечевки. Из «Горной реки» мы выехали в начале января, а в середине февраля Онакара указал нам на дымок, выдающий месторасположение деревни могавков, куда он с приятелями продал Роджера Уэйкфилда. «Змеиный город» – так он назвал это место.

Шесть недель – а Брианна уже на седьмом месяце. Если нам удастся по-быстрому выкупить Роджера (и если он в состоянии путешествовать), мы вполне успеваем вернуться до родов. Если же Роджера здесь не будет – вдруг могавки его кому-то перепродали… или он умер, – тогда мы сразу же отправимся в обратный путь.

Онакара отказался сопровождать нас до самой деревни, и это еще сильнее пошатнуло мою веру в благоприятный исход. Джейми от души поблагодарил его и отдал в качестве платы лошадь, хороший нож и флягу виски.

Остальные бочонки мы закопали неподалеку.

– Они вообще поймут, чего мы хотим? – спросила я, когда мы снова уселись в седла. – Их язык похож на наречие тускорара?

– Не совсем, – отозвался Иэн. Шел снег, и белые хлопья цеплялись за его ресницы. – Это… ну, допустим, как итальянский и испанский. Но Онакара упоминал, что некоторые старейшины знают английский, хотя говорят на нем редко, в самых крайних случаях. Могавки ведь сражались вместе с англичанами против французов; кто-нибудь нас да поймет.

– Ладно. – Джейми улыбнулся мне и поправил лежавший перед ним на седле мушкет. – Пойдем, попытаем счастья.

Февраль 1770 года

Если верить нитке с узелками, в деревне могавков Роджер провел около трех месяцев. Сперва он не понял, где оказался, знал только, что это другое племя индейцев… и что его прежние хозяева их боятся.

Он стоял, оцепенев от изнеможения, пока индейцы тыкали в него пальцами и что-то обсуждали. Эти, новые, были совсем другими – с татуировками на лицах и одеты куда теплее, в шкуры и меха.

Один из них кольнул его лезвием ножа и заставил раздеться. Роджер голышом стоял в центре длинного дома, а мужчины и женщины пялились на него и презрительно фыркали. Правая нога ужасно распухла, в глубокий порез, видимо, попала грязь. К счастью, ходить он мог, правда, каждый шаг отзывался дикой болью, и изредка накатывали приступы жара.

Его толчками стали подгонять к двери. Снаружи доносился сильный шум, и Роджер скоро узнал причину: индейцы, вооруженные палками и дубинами, выстроились в два ряда. Кто-то несильно ткнул его в ягодицу ножом, по бедру побежала теплая струйка крови.

– Cours! – велели ему. Беги!

Земля была утоптана, снег укатался в грязный лед, обжегший ступни, когда очередной тычок в спину швырнул Роджера прямо в толпу.

На бока и плечи посыпались удары. Каким-то чудом Роджер устоял на ногах, хоть его шатало из стороны в сторону. Увернуться от палок он не мог, оставалось разве что бежать (точнее плестись) вперед.

Ближе к концу строя очередная дубина сильно врезалась ему в живот, Роджера согнуло пополам, и очередной удар обрушился на затылок. Он безвольно осел на снег, даже не замечая, как тот холодит голую спину.