Сталь от крови пьяна - Виктория Александрова

Кристина опустила взгляд на валяющееся на полу письмо, и Освальд тоже его заметил. Он ещё шире улыбнулся и пнул письмо сначала тростью, а потом ногой.

— Я бы убил твоего отца, причём не сам, быстро и почти безболезненно, если бы не ты, маленькая дрянь! — прошипел он. Кристина оценила его осторожность: стоило Гленну закричать, и в кабинет сразу же прибежит стража во главе с капитаном Фостером. Освальд это понимал, поэтому голос старался не повышать. И Кристину это приводило в ещё больший ужас. Она сама могла бы закричать, но её горло словно сжали тиски, и голос провалился куда-то вглубь. — Это твой цепной пёс Фостер тебе подсказал проявить чернила, да? Впрочем, неважно. — Гленн отвернулся от неё, и Кристина позволила себе слабый облегчённый вдох — под этим хищным, пылающим взглядом было крайне неудобно. — Теперь ты будешь плясать под мою дудку. Под мою, поняла? Не под его! Сама-то ты ничего не можешь… — Освальд наконец не выдержал и проговорил последние слова достаточно громко. Он подошёл к ней уже совсем близко, так, что она могла разглядеть пылинки на чёрной шерсти его удлинённого камзола. — Ну что ты молчишь? Не будешь оправдывать своего гнилого папашу?

Он поднял трость, перехватив её где-то посередине, и Кристина поняла, что сейчас её будут бить. Она по-прежнему могла бы сбежать, закричать, оттолкнуть обезумевшего Гленна, выскочить из кабинета… Но колени дрожали, и она понимала, что вот-вот упадёт и без его ударов. Внутри было одновременно адски холодно и жарко, сердце билось с неистовой скоростью, а язык будто прилип к нёбу.

Поэтому Кристина ничего не говорила. Ей было что сказать — о, видит Бог, мысли так и рвались превратиться в слова… Но она не могла. Не было сил, и собственное тело не слушалось.

— Ну что ты молчишь, девчонка? — ещё громче выкрикнул Гленн… и выронил трость.

Она глухо стукнулась об пол и закатилась под стол.

Это немного отрезвило Кристину. Она быстро-быстро заморгала, чувствуя, как у неё кружится голова из-за долгих, глубоких вдохов, которые она невольно делала во время долгой речи Гленна. Глаза болели и слезились, словно всё это время она вообще не моргала.

Кристина кое-как отпрянула от стены и почувствовала, что ремешок на подвязке расстегнулся и чулок на правой ноге сполз вниз. Это помешало ей сделать шаг — и ещё то, что господин Гленн, согнувшись, одну руку прижал к груди, а второй оперся о стол и тем самым преградил девочке путь. Она, наверное, могла бы обойти стол с другой стороны, но… Из головы тотчас выветрилось всё, что произошло пару минут назад. Вспыхнувшее в душе сострадание заставило Кристину броситься к хрипящему, пытающемуся сделать судорожный вдох Гленну. Но она не успела даже пальцем его коснуться — он рухнул на пол, хватаясь за грудь, и захрипел ещё более жутко и надрывно. Кристина замерла, сжав пальцы в кулаки.

Гленн сделал ещё один хриплый вдох — и совсем перестал дышать, запрокинув голову и глухо стукнувшись затылком об пол. Взгляд его стал недвижим, будто стеклянный, пальцы перестали трястись, и, как предположила Кристина, неровный стук сердца тоже замер. Навсегда.

Она кинулась к нему, путаясь в тяжёлом подоле, рухнула на колени, осторожно коснулась его запястья — впрочем, она так волновалась, что вряд ли смогла бы нащупать пульс, даже если бы он был. Она не впервые видела смерть человека — ещё девятилетней девочкой ей довелось наблюдать, как умирает её мать… Но то было давно, и Кристина была слишком мала, а сейчас…

Её затошнило, но она каким-то чудом смогла сдержать рвоту.

В тот же миг дверь резко открылась, и в кабинет ворвался капитан Фостер — за его спиной толпился целый десяток гвардейцев в кольчугах, с копьями и мечами. Наверное, они услышали последний крик Гленна и решили, что леди Коллинз нужна помощь… Но почему они так долго шли? Или момент смерти Гленна был действительно всего лишь моментом, долей мгновения, а испуганной Кристине показалось, что это длилось несколько минут?

Увидев и поняв, что произошло, капитан Фостер сделал жест, и стражники опустили оружие. Он же прошёл в комнату и присел рядом с Кристиной на одно колено.

— Он умер… — пролепетала та, устремив полный ужаса взгляд на бездыханное тело Гленна. И обнаружила, что её трясущиеся руки неосознанно, против воли, тянутся к нему, ложатся ему на плечи в глупой попытке убедиться наверняка… Кристина склонилась над трупом, позабыв о тошноте и испуге, и в неверии покачала головой. — Он умер, это… это не я, он… он…

— Наверное, сердечный приступ, да? — Капитан Фостер кивнул, и взгляд его напоминал взгляд взрослого, который застал ребёнка за шалостью и пообещал, что никому не расскажет о ней.

Кристина прекрасно понимала, что её вины в смерти господина Гленна не было, но жестокий разум подсказывал: это она велела его запереть, это она невольно разрушила его планы, она помешала ему стать тем, кем он так хотел… Но ведь это всё ставило под угрозу её безопасность, её права на власть над Нолдом и самое важное — жизнь её отца… Голова лопалась от противоречивых мыслей и эмоций, а капитан Фостер продолжал сверлить её взглядом, в котором так и читалось: «Я никому не скажу, что это ты его убила».

Но Кристина всё равно закивала, с рвением бросаясь в объятия Реджинальда, который сжал её плечи и привлёк к себе.

Лишь тогда она наконец-то смогла зарыдать.

После взятия крепости, как случалось и раньше, многие дворяне и рыцари перебрались за её стены. Крепость была небольшой, холодной, неуютной, однако Хельмут особо не жаловался — иного выхода не было. К тому же сейчас не до уюта: лорд Джеймс, взяв часть войска, уехал на запад прогонять остатки фарелльцев отрядов с черты границы, и Генрих попросил Хельмута помочь ему решить все вопросы с освобождённой крепостью — а их накопилось немало.

Эта крепость была вверена в руки одного из вассалов барона Клауда, сира Тоулла, и именно он пал едва ли не первой жертвой войны, когда фарелльцы ожидаемо, но в то же время внезапно и подло ударили по границе. Его жену и детей не тронули, но весь этот неполный год они существовали в постоянном страхе за свою жизнь.

В первый же день своего пребывания в крепости Хельмут познакомился с госпожой Тоулл. Это была невысокая женщина лет тридцати пяти, прятавшая волосы под чёрным покрывалом, а фигуру — в мешковатое серо-коричневое платье, скромно украшенное золотистой вышивкой и стеклянными бусинами. Было видно, что она многое пережила, но не сломалась, несмотря на гибель мужа, войну, оккупацию и многое другое… Хельмуту оставалось лишь посочувствовать ей, и он даже неожиданно для себя ощутил беспомощность от того, что больше ничего не мог для неё сделать.

Прямо как тогда, рядом с Адрианом…

Зато Генрих мог. Мог, по крайней мере, решить множество проблем, накопившихся после долгих месяцев войны.

— Благодаря госпоже Тоулл нам удалось провести удачный штурм быстро и с совсем небольшими потерями, — сдержанно улыбался Генрих, целуя женщине руку. — В ночь перед сражением она убила предводителя отряда, который оккупировал эту крепость, а солдаты без главнокомандующего явно растерялись и оказались не готовы хорошо держать удар.