Сталь от крови пьяна - Виктория Александрова

Альвар приехал на границу так же внезапно, как и перестал отвечать на письма незадолго до этого. Оказывается, море всё это время было крайне неспокойным, поэтому он не мог доехать быстрее, вынужденный останавливаться в портах Шингстена и Серебряного залива. Но он наконец-то приехал.

Это был нестарый ещё мужчина лет тридцати, улыбчивый и непосредственный — и не скажешь сразу, что король… Он запросто пожимал руки дворянам и рыцарям и легко общался с солдатами. Разумеется, сначала прошёл традиционный смотр войск, и Альвар остался весьма доволен, искренне поблагодарил всех командующих… и начал выслушивать просьбы и жалобы солдат, обещая лично разобрать дело каждого и разрешить все трудности. Это предприятие заняло почти целый день. Впрочем, кто знает, правда ли он выполнит свои обещания после того, как проведёт переговоры. Хельмут лишь усмехался: он, помимо всего прочего, считал, что такая непосредственность короля вредит его репутации.

На следующее утро после приезда его величества Генрих рассказал Хельмуту нечто интересное. Они стояли на балконе самой высокой башни Тоулла, наблюдая за тем, как рассветный туман густой молочной пеленой стелется между палаток, окутывает деревья, словно мягкая полупрозрачная пелерина… Казалось, что если коснуться этого тумана, то можно ощутить нечто вязкое и плотное, как вата или паутина. Хельмут смотрел, облокотившись о перила балкона: он встал рано и до сих пор не вполне проснулся, мысли текли вяло, но слова Генриха смогли разбудить его и окончательно привести в себя.

— Ты только представь, что Альвар предложил лорду Джеймсу! — Он говорил негромко, то и дело оглядываясь: не хотелось, чтобы их кто-то услышал и тем паче донёс королю. — Он сказал, что можно было бы продолжить войну… — Хельмут встрепенулся, а Генрих лишь пожал плечами: сам, мол, не верю. — Пройти на фарелльские территории, откусить от них кусочек повкуснее… Лорд Джеймс тут же отказался, но Альвар принялся уверять его, что все эти завоёванные территории отойдут Нолду.

— Альвара здесь не было, он не знает, как нас всех, — Хельмут окинул взглядом лагерь под крепостными стенами, — это всё достало. Если он так хотел повоевать — приезжал бы год назад.

— Прошу тебя, говори тише, — попросил Генрих. — Лорд Джеймс сказал его величеству, что чужого ему не надо, а своё он уже вернул. Кроме того, фарелльцы и так заплатят контрибуцию, да и за их пленников мы получили неплохие выкупы. Кажется, Альвар успокоился, но кто знает…

Это было и вправду тревожно. Если король прикажет — серьёзно, настойчиво, не терпя возражений, — то выполнять приказ придётся даже лорду Джеймсу. И тогда освободители превратятся в захватчиков… Хельмут помнил, как вели себя фарелльцы на нолдийских землях, ибо не раз перехватывал отряды фуражиров — чего только стоит его первая встреча с Гвен. И им, драффарийцам, достаточно будет просто перейти границу, чтобы тоже потерять человеческий облик.

Хельмут очень опасался, что рано или поздно этот приказ всё-таки прозвучит, что честолюбие и желание повоевать одолеют Альвара и он решит продолжать… Но, видимо, он всё-таки уступил лорду Джеймсу и отказался от своей глупейшей затеи, решив остановиться на переговорах.

А откуда-то с севера, из фарелльской столицы, из далёкого города Льорке, навстречу его величеству Альвару ехал государь Фарелла.

И это означало, что война, вероятно, близка к своему завершению.

***

Заканчивался последний снежный день того года. Из-за лёгкого снегопада вещи на повозках — сундуки и мешки с одеждой, доспехами, оружием, провизией и многим другим — накрыли плотной тканью, чтобы ничего не промокло, не заржавело и не испортилось по пути домой. Многие дворяне, правда, сейчас отправлялись не по родным замкам, а на Королевский остров, чтобы отпраздновать победу. Но тащить за собой все личные вещи было бессмысленно — поэтому их погружали на многочисленные повозки, запряженные лошадьми, и готовили к отправке по домам.

Генрих, уже несколько раз проверивший готовность собственных вещей, теперь стоял, опершись о повозку, и наблюдал, как Хельмут, очень взволнованный и разозлённый, ругался со своим управляющим. Это отчего-то безумно умиляло — молодой человек в моменты гнева выглядел особенно очаровательно. Белые снежинки путались в его золотых волосах, застревали в серой оторочке мехового плаща… Закончив разговор с управляющим, Хельмут резко стянул перчатку с руки и провёл ладонью по лбу и глазам, будто у него болела голова. Хотя, может, так оно и было… Вся эта суматоха, начавшаяся после подписания мирного договора с Фареллом, утомляла едва ли не сильнее, чем битвы и переходы.

Поправив распахнувшийся плащ, Хельмут поёжился и быстро приблизился к Генриху. Снег под ногами таял, дорожная пыль намокала и превращалась в грязь, и их сапоги, до блеска начищенные и натёртые, мгновенно покрывались пятнами.

— Ты, я смотрю, спокоен как никогда, — заметил Хельмут, тоже облокачиваясь о повозку.

Генрих усмехнулся.

— Война закончена — из-за чего теперь волноваться? — Он подался вперёд, отстраняясь от жёстких досок.

— Ну, например, из-за того, что в мирное время порой бывает не легче? — сумничал Хельмут, скрестив руки на груди. Кучер на козлах взмахнул поводьями, но он этого не увидел, и, когда повозка резко тронулась, едва не упал, потеряв опору. Генрих сдержанно рассмеялся в кулак

Но, пожалуй, Хельмут был прав. По возвращении домой их всех ждало немало забот, трудностей, непростых решений… Война ударила не только по завоёванным территориям: даже в бьёльнсих землях сейчас найдётся немало проблем, которые ещё не раз заставят Генриха понервничать. Налоги, урожай, поредевшее после ожесточённых битв население… Главное — не допустить голода и бунтов, с этим после затяжной войны справляться ещё тяжелее.

— Ну вот зачем ты мне напомнил? — Генрих посмотрел на Хельмута с наигранным укором. — Теперь ни о чём хорошем думать не получится.

— Думай обо мне, — широко улыбнулся Хельмут, убирая за ухо прядь волос.

Генрих хотел ответить колкостью на колкость, но не успел — из-за плеча друга, в десятке метров от них, он вдруг увидел Гвен. На ней был простой суконный синий плащ; из-под белого платка виднелись две чёрные косы, перевязанные голубыми лентами. Она что-то доставала из своей сумки и складывала в одну из повозок — видимо, необходимые лекарям вещи, которые хранились у Гвен как у помощницы и теперь должны были вернуться к их хозяевам.

Генрих не видел Гвен уже давно — с тех пор, как они отбили крепость Тоуллов. Она, конечно, мелькала среди лекарей, перебинтовывала солдат, но у него тогда не было времени подойти и попросту узнать, как у неё дела. Он, если честно, вообще не думал о ней и теперь не понимал, почему чувствует вину. Она ведь всего лишь простолюдинка, крестьянка, и даже их мимолётная связь не должна была стать оправданием… Но теперь Генрих корил себя за то, что не нашёл для Гвен хоть минутки. Она всё-таки спасла жизнь Хельмуту, а для Генриха в данный момент его жизни не было никого дороже этого юноши.

Гвен вскоре обнаружила, что он смотрит на неё, и улыбнулась. Она быстро переложила из сумки в повозку остатки вещей — какие-то маленькие сундучки и холщовые коричневые мешочки — и торопливо направилась к нему. Хельмут стоял к ней спиной, но, поняв, что Генрих смотрит куда-то будто сквозь него, обернулся.