Кошки-мышки - Вера Каспари

Чарли не был уверен, что голос ему не изменит, поэтому только быстро кивнул.

– Ты рад?

Еще один короткий кивок.

– Я никогда не думала, что расскажу тебе об этом. Но ты не похож на других, Чарли, ты хороший человек, женщина может сказать тебе о чем угодно, и ты все поймешь.

У нее дрожал голос, глаза светились искренним чувством. Барретт был счастлив, когда жена сказала ему, что беременна, а Маккелви наверняка угощал друзей отменными кубинскими сигарами. Неизвестно, делилась ли Хлоя Джейкобс подобными тайнами с мужем, но Джейкобсу не требовалось вдохновение для увеличения страховки.

На сей раз, прежде чем спуститься вниз, Чарли плотно закрыл за собой дверь. Он позвонил доктору Мейерсу.

– Здравствуйте, Чарли. Я о вас думал. Пытался вчера вам позвонить, но с вами не было связи. Как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– Как пищеварение?

– Неплохо.

– Голова больше не кружится? Не тошнит?

– Я звоню по поводу жены, доктор.

– А что с ней?

– Хочу задать вам один вопрос. – Прежде чем снова заговорить, Чарли несколько раз прокрутил в голове нужные слова. – Видите ли, она заболела, у нее, я думаю, грипп. Я хочу знать… в ее положении это опасно?

– Пусть лежит в постели.

– Да, она в постели. Но я хотел узнать насчет… вам же известно, разумеется, что она беременна.

– Конечно. Я на днях ее осматривал.

– Осматривали! – У Чарли заколотилось сердце. – Значит, она и правда… То есть, доктор, с ней все в порядке?

– Разве она вам не сказала? В чем дело, Чарли? С чего вы так разволновались?

– Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке, – сказал Чарли.

– Я слышал, что будущим матерям приходят в голову безумные мысли, – рассмеялся доктор, – но у отцов я такие симптомы наблюдаю впервые. Ни о чем не беспокойтесь, Чарли. Ваша жена здоровая женщина, и не верьте, если вам скажут, что после тридцати это опасно. Вы могли бы завести еще двоих или троих…

Значит, Беделия беременна. Ложь, которую она говорила прочим мужьям, на сей раз не была ложью. Неудивительно, что она стала такой чувствительной. К ней вернулись призраки прошлых обманов и снова начали преследовать ее. Она лгала так часто, что правда пугала ее. Доказательством того, что Беделия не замышляла убийства мужа, была настоящая беременность, а также то, что анализ не выявил наличие яда в организме Чарли. Она носила под сердцем их ребенка, планировала их будущее. То, что показалось ему истерией, было спасательным тросом, за который она держалась с хрупкой, отчаянной настойчивостью. Она любила его.

– Боже праведный! – воскликнул Чарли, осознав всю иронию ее положения.

– Дорогой, почему ты так долго не возвращаешься? – послышался голос жены.

– Сейчас поднимусь, – пообещал он.

В спальню он вернулся не сразу. Ему нужно было привести в порядок мысли и обдумать ситуацию. На мгновение он представил, что его жена, возможно, действительно виновна. Допустим, в суде докажут ее невиновность. Сможет ли он в таком случае, подобно старому доктору, отбросить свои подозрения с такой же легкостью, с какой отбрасывают скальпель после операции? «Ваша жена здоровая женщина… Вы могли бы завести еще двоих или троих». Как можно в рождественскую неделю подозревать женщину в том, что она давала мужу яд, а в первую неделю нового года благословлять добродетельную жену и мать? Если на следующей неделе история Бена Чейни окажется неправдой, сумеет ли Чарли с такой же легкостью вернуться к прежней жизни?

Допустим, Бен ошибся, опирался на неверные улики, подозревал невинную женщину? Может быть, несчастная Беделия – всего лишь жертва чудовищного стечения обстоятельств? Может, Бен и вовсе никакой не детектив? Может, он хитрый безумец?

Эти счастливые мысли охватили Чарли ровно на тридцать секунд. Вздохнув свободно, он зашагал наверх, туда, где его ждала любимая жена. Но в следующий миг из темноты лестницы на него набросился призрак Уилла Барретта. Мокрые губы утопленника скривились в циничной улыбке. В глазах горело предостережение.

Много лет назад Чарли научился очищать разум от тревог так же, как перед сном чистил зубы. Он гордился своей способностью изгонять на ночь волнения, связанные с работой, и часто хвастался, что лучше всего ему спится во время критических ситуаций. Сегодня, пока он раздевался, полоскал рот антисептическим раствором и обходил дом, выключая лампы и обогреватели, он принял решение столь же твердо изгнать из головы мысли о Барретте, Джейкобсе и Маккелви.

Ему никак не удавалось заснуть. Но Чарли отказывался признаться самому себе, что спать ему мешал ужас, и делал все возможное, чтобы не позволить трем призракам войти в спальню. Откуда-то из недр дома послышался коварный ритм размером три на четыре.

– Дверь в подвал, – прошептал Чарли в темноту. – Я забыл закрыть ее на щеколду. Помню, что забыл.

Он вовсе не был в этом уверен, но в кровати было тепло, а по коридорам гулял сквозняк, и при мысли о том, чтобы спуститься в подвал, по коже у него забегали мурашки.

Он решил включить свет, чтобы рассеять иллюзии, которые пышным цветом расцветают в темноте, забыть о стуке, сосредоточив внимание на реальности. Он спал в старой спальне, и, когда глаза привыкли к свету, ему начало казаться, что он никогда не менял эту односпальную латунную кровать на кровать с пологом на четырех столбиках из вишневого дерева, которую делил с женой. Стену напротив украшала гравюра, купленная им в первый год обучения в Йеле. Стая диких уток застыла в вечном движении налево. «В ней есть движение», – объяснял Чарли матери, которая смотрела, как он вешает картину.

Подвальная дверь продолжала стучать. Взгляд Чарли переметнулся с летящих уток на книги на прикроватном столике. Он читал названия, и воспоминания о прошлом покидали его. Чарли знал, что мать мертва уже восемь месяцев, а эти книги выбрала его жена, Беделия. У Беделии был ужасный вкус. Чарли попытался отучить ее от Лоры Джин Либби, читая ей вслух «Французскую революцию» Карлейля. Поначалу она прилежно слушала, но потом призналась, что от хороших книг ее клонит в сон.

Чарли открыл первую книгу. Это оказалось именно то, чего он ожидал. Прекрасная героиня с развевающимися на ветру локонами заблудилась в джунглях. В отдалении – стук тамтамов. Чернокожий вождь как раз собирался силой вывести леди Памелу из лагеря, когда появился Сирил, чтобы спасти ее от судьбы, которая хуже смерти. Герой в одиночку сразился с ордой дикарей и одолел их, победила любовь, и в мужественных объятиях Сирила леди Памела посмеялась над воспоминанием о разлучивший их ссоре, которая произошла на теннис-пати, организованном коварной притворщицей Розамундой.

На Чарли произвели впечатление не столько невероятные добродетели и испытания героев, сколько их имена: Памела, Сирил, Розамунда. Не Мэри или Билл, не Пит или Джейн.