Венгерские повести - Андраш Беркеши

очень далеко, гремел гром, хотя небо оставалось безоблачным. Сержант Иштван Надь, дежурный по 61-му участку милиции, с нетерпением ожидал смены; через двадцать минут, в шесть часов, он освободится.

Тут резко зазвонил телефон:

— Я хотел бы предупредить вас… — глухо прозвучало на другом конце провода.

Сержант подул в трубку.

— Кто говорит?

— Это не имеет значения. Я хотел бы предупредить…

— Пожалуйста, громче, а то плохо слышно, — попросил Иштван Надь. Прижав трубку плечом к уху, он достал бумагу и карандаш. И вдруг вспомнил, что старшина Кенде принес вчера на работу магнитофон — купил сыну к окончанию гимназии, а вручить решил при получении аттестата зрелости. Они с Кенде как раз говорили о том, как было бы хорошо записывать все показания на пленку. «А не попробовать ли сейчас?» — подумал сержант и нажал кнопку записи.

— Слушаю вас, — проговорил он в трубку.

— Так я хотел предупредить… — снова повторил голос. Надь посмотрел на магнитофон — кассета медленно крутилась. — Я только что был свидетелем ссоры между мужчиной и женщиной на углу улицы Резчиков. Мужчина угрожал женщине. «Я прикончу тебя, Маргит, — говорил он. — Больше терпеть я не могу… А потом убью и себя…» А женщина плакала и повторяла: «Я знаю, ты можешь это сделать. Ты же зверь!» Женщина была в синей полотняной блузке и белых брюках, под мышкой у нее была красная сумочка. Мужчина — высокий, худой, в сером костюме.

— Когда это случилось? — спросил сержант.

— Наверное, с полчаса назад. Я подумал, может, вы обратите внимание… — И незнакомец положил трубку.

Иштван Надь выключил магнитофон и закурил. Затем набрал номер городского управления.

— Докладывает сержант Иштван Надь с шестьдесят первого участка. Я только что принял следующее сообщение, — сказал он и повторил все, что услышал по телефону от незнакомца.

Надь взглянул на часы: еще десять минут; старший сержант Бела Криштоф всегда точен, наверное, и сегодня не опоздает.

Затем он убрал кассету с магнитофонной записью в ящик стола.

Широко распахнув дверь, в комнату вошел Криштоф.

— Есть что у тебя? — спросил он.

— Только одно сообщение. Я уже передал его дежурному по городу.

— Ну и хорошо, — отозвался Криштоф. — Тогда, старина, приятного отдыха.

— Алло, алло! Сокол! Отзовитесь!

В микрофоне затрещало, и послышался ответ:

— Слушаю.

— Поезжайте на улицу Ваг, посмотрите там, потом на набережную Дуная. Нас известили: худощавый мужчина в ceром костюме угрожал убить женщину. Ее зовут Маргит, одета в синюю блузку и белые брюки…

Оперативная милицейская машина промчалась по Вацскому проспекту, затем по улице Резчиков. Стал собираться дождь.

— Черт бы побрал это лето! — выругался водитель машины.

Сидевший рядом с ним старший лейтенант Хорват не поддержал разговор. «Худощавый мужчина, женщина в синем платье, вернее, в синей блузке и белых брюках, с красной сумочкой… Наверное, не одна тысяча женщин бегает сейчас по улицам Будапешта в таком наряде…» — подумал он.

— Алло! Я — Сокол. Пока — ничего! Уже третий раз объезжаю этот район…

Старший инспектор уголовного розыска майор Ференц Жаги не курил ни трубку, ни сигареты. Иногда он заменял курево кисленькой карамелью. Не употреблял майор и спиртного, а кока-колу вообще не переваривал.

«После нее я чувствую себя точно нахлебавшаяся воды лошадь, — говорил он. — Предпочитаю чистую минеральную…»

Вот и сейчас Жаги сбросил зажим резиновой пробки с горлышка большой темно-зеленой бутылки и, налив в стакан минеральной воды, осушил его до дна.

— Здорово она у вас проходит! — пошутил следователь Бартош. — Я, наверное, и за неделю не выпил бы столько.

— Дорогой Бартош, вы в этом полный профан! И никогда не станете мастером. Как, возможно, и в сыскном деле…

Эта шутка больно задела самолюбие младшего лейтенанта Бартоша, только еще начинавшего свою службу в будапештской милиции. Он занимался по вечерам в университете — изучал право, был энтузиастом своей профессии, знал, наверное, все мало-мальски «громкие» криминальные дела и истории. При многих своих положительных качествах (он ведь и на рояле отлично играл) Бартош в то же время бывал порою неловким, неуклюжим. Вот вчера, например, выронил полную пепельницу, не так давно разбил окно, а однажды сдернул со стола телефон, запутавшись ногами в шнуре. Поэтому сослуживцы звали его шутя «дважды левшой». Но они, как и сам Жаги, успели полюбить Бартоша — в нем угадывался способный следователь.

— Скажите, Бартош, кого из композиторов вы больше всего любите?

— Моцарта, Шопена, Бетховена… Впрочем, охотно играю и современных композиторов. Я ведь мечтал стать музыкантом. Сколько раз представлял себе зал, весь в огнях… Я на сцене, гремят аплодисменты…

— Пока что звонит телефон, — прервал его майор и потянулся за трубкой. — Да-да, понял. Вы сами обнаружили?

— Да! — услышал Бартош в трубке громкий ответ. — Я был в вечернем патруле…

— Когда это было?

— В десять часов вечера, сразу же как кончился дождь. На углу Улицы Крепостных и Зонального проспекта. Женщина лежала ничком, в луже крови. Ее убили ударом ножа в спину… Рядом валялась и ее сумочка…

— Красная?

— Сумочка — то?.. Да… действительно красная, — послышался немного удивленный ответ.

— На женщине синяя блузка и белые брюки?

— Да-да… Совершенно точно, — еще более удивились на том конце провода.

— Оставайтесь на месте, — распорядился майор. — Мы немедленно выезжаем. — Потом, повернувшись к Бартошу, коротко сказал: — Едем!

Милицейская машина, даже не сигналя, мчалась по ночным улицам. Через десять минут они уже были на месте. Фотограф стал делать снимки, а врачу ничего другого не оставалось, как констатировать смерть.

— Когда это могло произойти? — спросил Жаги у врача.

— Между девятью и десятью вечера.

Бартош тем временем раскрыл сумочку: губная помада, носовой платочек, две перламутровые пуговицы, маленький кошелек с двадцатью пятью форинтами и удостоверение личности. В удостоверении была вложена квитанция о подаче заявления на заграничный паспорт.

— Добрович Яношне [4], урожденная Маргит Киш, проживает в двенадцатом районе, шоссе Конкой-Теге, дом восемнадцать, — прочел Бартош. — А где это шоссе Конкой-Теге?

— Вот вам и придется установить, — отозвался майор. — И все остальное по этому делу.

Домик на отшибе

Они ехали по карабкавшейся в гору узкой малоосвещенной улице. Миновав ресторанчик «Нормафа» и новую гостиницу, выбрались на шоссе. Сразу за шлагбаумом Пионерской железной дороги Бартош дал знак шоферу остановиться. На доме у шлагбаума висел номерной знак 12; отсюда дорога шла под уклон, но дальше снова поднималась в гору и у Чиллеберце выводила к автостоянке. Здесь они затормозили.

— Может, я пойду вместе с вами? — спросил шофер.

— На этот раз я, пожалуй, откажусь от почетного эскорта, — весело ответил младший лейтенант,