Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Перед отъездом из Царского Села в Петербург зашел к графу Лорис-Меликову, чтобы поинтересоваться о состоянии его ноги вследствие случившегося с ним ровно неделю тому назад падения при спуске с лестницы. Он встретил меня уже на ногах, и между нами завязался разговор о предстоящей поездке нашей с государем в Ливадию. Как-то случайно мы напали на предмет крайне щекотливый – на семейные отношения государя. Лорис-Меликов под большим секретом объявил мне, что давно уже ходившие в городе слухи о браке государя с княжной Долгорукой осуществились. Брак этот совершился 6 июля; свидетелями были генерал-адъютанты граф Адлерберг, граф Баранов и Рылеев.

Лорис-Меликов начал было рассказывать, как государь объявил ему об этом тайном браке и познакомил с новою своею супругой, наименованной княгиней Юрьевской. Но, к сожалению, я должен был прервать этот рассказ в самом начале, чтобы не опоздать на поезд. Теперь важно знать, на какую ногу будет поставлена новая государева семья – и в отношении императорской семьи, и в отношении окружающих государя, и в отношении публики. Вопрос этот будет иметь большое влияние на положение нашего общества в Ливадии, и, признаюсь, я начинаю страшиться ожидающей меня там обстановки, особенно если окончательно решено будет, что моя семья не поедет в Крым из-за болезни дочери Ольги, которая уже давно страдает болью в коленке.

12 августа. Вторник. В воскресенье, 10-го числа, государь принимал в Царском Селе обоих новых послов – китайского и японского, а вчера Гирс имел с китайцем первое объяснение. Из первых заявлений Цзена видно, что главный пункт Ливадийского договора, против которого возбуждено неудовольствие пекинского правительства, есть оставление за Россией некоторых частей Илийской области. Надобно полагать, что китайцы придают особенное значение долине Текеса и понимают стратегическое значение Музартского прохода. Прочие замечания Цзена на некоторые статьи договора не представляют для нас особенной важности и могут быть легко улажены.

Сегодня при докладе моем государь объявил, что великий князь Николай Николаевич приезжал в Царское Село «с повинною», как выразился сам государь, прибавив, что великий князь все-таки не сознает значения своего поступка. Решено уволить великого князя от должности главнокомандующего войсками Петербургского округа с оставлением в прочих должностях; начальство же округом вверяется наследнику цесаревичу, а великий князь Владимир Александрович назначается командующим Гвардейским корпусом. Обо всех этих переменах будет объявлено по прибытии в Петербург наследника цесаревича, ожидаемого на днях из Гапсаля.

Другое приказание дано мне сегодня же государем относительно ожидаемого 20 августа посещения Кракова австро-венгерским императором. Государь приказал генералу Альбединскому выехать в Краков для приветствования императора Франца-Иосифа и вручения ему письма нашего государя с предложением принять звание шефа 12-го уланского Белгородского полка взамен мнимого шефства несуществующего 15-го уланского Украинского полка. Последний этот полк было предположено еще в 1873 году формировать на Кавказе вместе с другим – 16-м уланским Татарским; но предположение это осталось неисполненным по финансовым соображениям. Трудно объяснить, почему государь вознамерился оказать все эти любезности императору Францу-Иосифу именно теперь, когда отношения наши с Австро-Венгрией всё еще весьма натянуты. Несмотря на все старания восстановить тройственный союз, политика Венского кабинета продолжает быть явно нам враждебной.

Любопытные сведения сообщил мне сегодня государь о собственноручном письме, полученном от германского императора, который, вследствие дошедших до его сведения слухов о мнимом намерении императора Александра II даровать России конституцию, счел нужным во имя родственных и дружеских чувств к своему племяннику предостеречь его от затруднений представительного образа правления и преподать несколько добрых советов, основанных на долголетнем опыте. Сущность этих советов, изложенных по пунктам в приложенной к письму собственноручной же записке, заключается в том, чтобы сферу действий представительных собраний строго ограничить исключительно обсуждением вопросов чисто законодательных и утверждением трехлетнего бюджета с полным устранением всякого вмешательства в администрацию и политику. Государь поручил Пирсу снять копию с неразборчивой записки императора Вильгельма и приложить русский перевод, а затем прочел нам приготовленное уже ответное письмо, в котором прямо высказывает, что не только не имеет намерения дать России конституцию, но и впредь, пока жив, не сделает этой ошибки.

Ответное это письмо повезет великий князь Владимир Александрович, который сегодня же едет за границу, в Биарриц. Завтра ожидают приезда сюда короля эллинов с королевой [Георга I и Ольги Константиновны].

13 августа. Среда. Назначенное сегодня у меня совещание продолжалось с 10 часов утра до часа пополудни; в нем участвовали со стороны Министерства иностранных дел Гирс, барон Жомини, Бютцов, Мельников; со стороны Морского – контр-адмирал Пещуров, а со стороны военного – граф Гейден, Мещеринов и Соболев. После долгих прений решили ныне же объявить китайскому послу, что ввиду сделанных китайским правительством первых шагов к восстановлению дружественных отношений между обеими империями (готовность удовлетворить прежние наши претензии и помилование Чун Хоу) мы соглашаемся войти в переговоры о некоторых частных изменениях в Ливадийском договоре, не отступая от существенных его оснований; но переговоры эти будут ведены в Пекине нашим посланником Бютцовым, который и отправится туда вслед за сим.

При этом между нами положено: 1) не настаивать на выговоренной в Ливадийском договоре уступке Китаем долины Текеса, если китайцы особенно дорожат ею и согласятся на замену этой местности улучшением границы в других ее частях; 2) допустить в договоре лишь такие изменения, которые не имели бы вида уступки и не уронили бы нашего достоинства, а для этого 3) требовать настойчиво от китайцев скорейшего окончания всех спорных вопросов. Мы все были того мнения, что для России крайне будет невыгодно, если недоразумения наши с Китаем протянутся слишком на долгое время.

14 августа. Четверг. Доклад мой сегодня начался в Царском Селе, а кончился на железной дороге в Петербург. При докладе присутствовал наследник цесаревич, вчера только возвратившийся из Гапсаля вместе с королем и королевою эллинов. Цесаревну видел я в вагоне. Государь принимал в Зимнем дворце вновь выпущенных из военно-учебных заведений офицеров.

16 августа. Суббота. После своего доклада присутствовал я при докладе Гирса по китайским делам. Государь одобрил заключения нашего совещания и проект ответной ноты китайскому послу.

По возвращении в Петербург сделал я два прощальных визита послам французскому и английскому и пробыл у каждого с полчаса. Генерал Шанзи распространялся о ненормальности настоящего политического положения Европы и весьма откровенно признавал все несообразности в ходе дел со времени Берлинского конгресса. Мы были совершенно одного мнения, что всё теперешнее положение есть большое и грустное imbroglio[91], которое может повести к последствиям совершенно неожиданным. На мое откровенное замечание, что наименее рационально из всех действует Франция, особенно в настоящую минуту, Шанзи старался, разумеется, несколько оправдать свое правительство или, лучше сказать, мотивировать шаткость его действий. Что касается английского посла, то он с грустью говорил о настоящих неудачах англичан в Афганистане, и при этом мы оба одинаково не пощадили Биконсфильда, на ответственность которого должны пасть все тяжелые последствия его политики. Как Шанзи, так и Дефферин уезжают из Петербурга завтра же.