Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

По возвращении домой нашел у себя прощальную визитную карточку австрийского посла Кальноки, к которому не успел заехать. Барон Бехтольсгейм, живший здесь столько лет в качестве австрийского военного агента, приезжал вчера проститься: он назначен пока командиром полка в ожидании получения бригады.

22 августа. Пятница. Ливадия. В прошлое воскресенье вечером выехал я в царском поезде из Петербурга. В Колпине сел на поезд государь, а с ним новое тайное семейство его. Узнав об этом, мы все, сопровождавшие его величество, были крайне удивлены и несколько смущены, опасаясь быть поставленными в неловкое положение. Однако ж обошлось без особенных неудобств, кроме того только, что рассадили нас по вагонам несколько иначе, чем в прежние поездки, так что в столовую поезда мы не могли проходить через царский вагон, а должны были каждый раз ловить мгновенные остановки на станциях. Только граф Адлерберг, граф Лорис-Меликов и Рылеев, посвященные уже в тайну брака, были помещены особо, со стороны женского вагона и столовой. Новая супруга царя, княгиня Юрьевская, с двумя детьми, ни разу не вышла из своего вагона и во всё продолжение пути мы не видели ее ни разу.

Путешествие княгини Юрьевской в царском поезде было решено только накануне отъезда, несмотря на попытку графа Лорис-Меликова отклонить такое решение. По словам его, поводом к такому внезапному решению были бесчисленные предостережения, полученные с разных сторон о приготовленных якобы новых покушениях на жизнь государя во время пути. Женщина, конечно, не упустит такого [удобного] случая, чтобы выказать свое самоотвержение и приверженность: как ей оставить хоть на один день любимого человека, когда ему угрожает опасность! И вот удобный случай, чтобы вступить во все права законной супруги и занять те самые отделения царского поезда, в которых с небольшим за год перед тем ездила покойная императрица.

Москву проехали мы не останавливаясь; также и все другие большие города проезжали ночью. На всем пути были приняты чрезвычайные меры охранения. Многие тысячи солдат и крестьян были поставлены на ноги непрерывною цепью вдоль всего пути. Незадолго перед этим была найдена близ Александровска в полотне железной дороги мина, заложенная еще в прошлогоднюю осень при проезде государя; об этой мине узнали из показаний одного из злоумышленников, участвовавших в покушениях на жизнь императора. Мина не удалась, и только теперь ее отыскали. Открытие это, вместе с разными телеграммами, полученными от тайных агентов и заграничных друзей, усиливало опасения нового покушения. На царский поезд привыкли уже смотреть как на какой-то форт, который ежеминутно может быть взорван миной.

Чем далее подвигались мы на юг, тем погода становилась холоднее. Во вторник утром прибыли в Харьков, сейчас же пересели в дорожные экипажи и около 11½ часов утра прибыли в Чугуев. В 2 часа назначен был смотр войскам Чугуевского лагеря. На беду, пошел сильный дождь с резким ветром. В первый раз пришлось мне стать перед своим 121-м Пензенским полком. Государь остался доволен всеми войсками. Мы возвратились в город промокшие до костей. На другой день утром был маневр на две стороны. Погода прояснилась, но было все-таки свежо. Маневр удался вполне, и результатом его было назначение командира 10-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Свечина генерал-адъютантом.

Возвратившись к трем часам в Харьков, мы немедленно заняли опять свои места в поезде и отправились далее на юг. Генерал Вердер отделился от нас и уехал в Германию.

Вчера, в четверг, прибыли мы в Симферополь около часа дня. Тут государь с княгинею Юрьевскою и детьми, в сопровождении графа Адлерберга, графа Лорис-Меликова, Рылеева и врача, оставили поезд и поехали в экипажах прямо в Ливадию, а все остальные продолжали путь до Севастополя, куда прибыли в шестом часу вечера. Так как пароход «Эреклик» должен был отплыть только ночью, то мы с Гирсом воспользовались свободным временем, чтобы прогуляться среди развалин города и возвратились к пароходной пристани на катере.

Сегодня, в шестом часу утра, мы были уже на Ялтинском рейде, а в восьмом часу гулял я по тенистой дороге между Ливадией и Ориандой. В 11 часов утра вся свита собралась в дворцовую церковь к заупокойной обедне по императрице и затем к молебствию, после которого государь осмотрел караульные роты и пропустил их церемониальным маршем. Весь остальной день прошел обычным порядком, без всяких изменений против установленных в прежние годы обычаев и распределения времени. Княгиня Юрьевская с детьми заняла то самое помещение, где прежде жила покойная императрица Мария Александровна.

23 августа. Суббота. После короткого доклада государю я ездил в свое имение Симеиз, чтобы осмотреть, всё ли там в порядке, и распорядиться к приезду семьи.

Вчера и сегодня мы с Гирсом не раз сходились для обсуждения ответных телеграмм на полученные новые вопросы по черногорскому делу. Австрия пытается всячески направить по-своему решение этого вопроса; разными новыми предложениями только усложняет его и замедляет приведение в исполнение постановленных уже по общему соглашению решений. Другие державы, не исключая и Англии, мало интересуются выгодами князя Николая и, желая только как-нибудь выгородить себя из созданного ими же самими нелепого положения европейской политики, охотно поддаются на всякое австрийское предложение, лишь бы развязаться с этим нескончаемым вопросом.

Но Россия не может смотреть на дело с таким же равнодушием, не может соглашаться на какие бы ни было новые уступки в пользу турок и во вред Черногории.

Поэтому проектирована циркулярная телеграмма в том смысле, что мы считаем неуместными всякие новые предложения и находим необходимым безусловно настоять на предложенной Англией комбинации, начав с немедленной передачи Дульцинье черногорцам.

26 августа. Вторник. Сегодня, перед началом доклада моего, государь посвятил и меня в тайну своего брака, высказав при этом, как бы в оправдание своего решения, что признавал вступление в этот брак долгом совести и чести. Затем он встал и отворил дверь в соседнюю комнату; тогда вошла в кабинет сама княгиня Юрьевская, которой и был я представлен совершенно просто, естественно, без лишних фраз. Сказав мне несколько вежливых слов, она сейчас же удалилась, а я приступил к своему докладу.

Покончив с военными делами, я присутствовал, по обыкновению, при докладе Гирса. Дело шло всё о том же черногорском вопросе, который не подвигается вперед благодаря интригам Австрии, усложняющей дело всё новыми предложениями, и, отчасти, Франции, желающей, сколь возможно, устранить предположенную морскую демонстрацию.

Под вечер приехала из Петербурга часть моей семьи: две младшие дочери с племянницей. Я выехал навстречу им по дороге в Массандру и вместе с ними переехал в свой милый Симеиз, где разрешено мне проживать с тем, чтобы являться в Ливадию только в дни докладов. Жена же с больною дочерью Ольгой должна оставаться в Петербурге до выздоровления больной.

30 августа. Суббота. С четверга начались мои утренние поездки из Симеиза в Ливадию. Сегодня я намеревался остаться там до вечера, считая приличным в такой торжественный день быть за царским обедом. Но государь уже несколько дней нездоров, не выходит ни к завтраку, ни к обеду. Поэтому после доклада и обедни, окончив наскоро свои занятия в Ливадии, я возвратился к обеду в Симеиз.