Платформа - Роджер Леви

– Что будет, Алеф?

– О чем ты? – Я не мог оторвать глаз от ножа. Через мгновение он его раскроет. Это был ритуал. Демонстрация ножа, первый маленький надрез на правой щеке.

– Когда я умру. Что со мной будет?

– Ничего, – сказал я настолько ровным голосом, насколько был способен, глядя на нож. – Ничего не будет. Это конец.

– Нет. Чему нас учили на Геенне. Отец Благодатный. Ты это помнишь. Я знаю, что помнишь.

– Вымысел, Пеллонхорк. Смерть похожа на сон, вот и все.

Нож все еще лежал у него на ладони, нераскрытый.

– Мой отец подарил мне его.

– Да. Ты был так счастлив. Я помню, как ты открывал посылку.

– Конечно помнишь.

Он сжал нож в кулаке и посмотрел в окно. Солнце зашло, и облака были безжизненными.

– Он подарил мне этот нож. Мой отец. – Он глубоко вдохнул и снова повернулся ко мне. – Нельзя ничего никому вернуть, Алеф. Невозможно. – Он крепко зажмурился. – Особенно кровь. Ее уж точно.

– Пеллонхорк…

– Говоришь, она похожа на сон? – Его лицо исказилось чувствами. – Мне снятся сны. Я не хочу видеть их вечно.

Он разжимал и сжимал кулак, снова и снова.

– Ты осознаешь, что видел сон, только когда просыпаешься, – сказал я. – От этого сна пробуждения нет. Все будет хорошо. Это не похоже на гиперсомнию.

Я пытался успокоить его, и я ждал, когда он раскроет нож.

– Нет, – сказал Пеллонхорк.

Он снова отвернулся и уставился в окно. Опускалась ночь, и в городе зажигались огни, словно пиксель за пикселем. В верхних слоях атмосферы копилось напряжение, воздух был синюшного оттенка. Масочная погода. Я смотрел, как лицо Пеллонхорка отражается в стекле, как раньше смотрел на лицо его отца. Он раскрыл нож и раз за разом поворачивал его. Небо темнело, отражение в стекле становилось все отчетливее. Шло время.

Я пытался что-то сказать, но в горле у меня был ком. Я даже сглотнуть не мог.

Он протянул руку с ножом к своему отражению в окне и сделал быстрый выпад, а потом коснулся пальцем щеки, отвел его и внимательно на него посмотрел. Повернулся, выставил палец в мою сторону и спросил:

– Видишь? Ты видишь, Алеф?

Не зная, что еще сделать, я кивнул. Нож был все еще раскрыт, но рука Пеллонхорка расслабилась и упала. Я ждал, что он снова заговорит, но больше Пеллонхорк ничего не сказал. Он вернулся к столу и сел за него, отложил нож и уронил голову на руки. Спустя какое-то время его дыхание сделалось медленным и ровным.

Я просидел тихо, с промокшими подмышками, очень долгое время, а потом начал вставать. Кресло скрипнуло, и я замер, согнувшись, где-то посередине между сидячим и стоячим положением. Дыхание Пеллонхорка потяжелело, но вскоре снова успокоилось. Я не шевелился, пока у меня не заболела спина. Пеллонхорк больше не двигался. В конце концов я выпрямился и ушел.

– Видишь его? – спросил Бейл.

Рейзер вывернула голову и увидела человека в таком же черном костюме, как у Бейла. Когда он вильнул в сторону, она заметила гладкий блеск каблуков НКЗ. Несмотря на костюм, ветер вдруг показался ей очень холодным.

– Ну что? – сказал Бейл.

– Все не так, как ты думаешь.

– А как тогда? – Не дав ей ответить, он исчез, взмахнув плавниками и блеснув золотом, а следом за ним мимо Рейзер пронесся его двойник с золотыми подошвами.

Прежде чем он ускользнул из пределов захвата, она переключилась на имитацию и, рванувшись следом за Милласко, почувствовала, как плавники прижались почти вплотную к костюму; от ускорения кружилась голова. Но ее костюм был не так хорош, как у них, и вскоре Рейзер отстала от Милласко, а программа имитации отключилась, как только он вышел из радиуса захвата и спустя мгновение скрылся из вида. Как и Бейл.

Поток выпрямился. Она продолжала лететь быстро и заметила впереди две золотые точки, а затем еще две; пары сближались. Она выругалась. Бейл будет уверен, что она в союзе с Милласко. Ему и в голову не придет, что Милласко может собираться убить их обоих, что логичнее будет сначала прикончить самого Бейла, а потом вернуться за более легкой жертвой.

Глупый, глупый Бейл.

Они скрылись в маленьком тоннеле слева, так быстро, что Рейзер едва не просмотрела их маневр и даже с такого расстояния и с запасом времени чуть не пролетела мимо поворота, тяжело врезавшись в стену и изрядно перепугавшись.

Между ними теперь мелькали вспышки огня. Сначала Рейзер подумала, что это блеск ботинок, но нет, это было не так: они взяли с собой оружие.

Значит, Бейл не сомневался, что это случится, и оказался прав. Рейзер кричала ему, но он был далеко за пределами радиуса связи, да и вообще, который из них – Бейл?

Тоннель сужался, и Рейзер переключила костюм на авто, переместилась в центр и сосредоточилась на летевших впереди. Ее рука стала хуже двигаться и начинала болеть. Должно быть, она серьезно ушиблась о ту стену. Рейзер чувствовала себя идиоткой из-за того, что кричала, как будто крики могли пересилить настройки комма.

Она все еще не могла разобрать, кто из них Бейл. Впереди был огромный круг непроницаемой темноты, а ветер замедлялся. Должно быть, Поток становился шире. Двое летунов разлетелись к противоположным стенам, все еще стреляя друг в друга. А потом стрелять продолжил только один.

Рейзер приближалась к ним, но не понимала, кто есть кто. Потом, слева от себя, она увидела рассекающий воздух трос и подумала, что его выбросил Бейл. Она сложила плавники и направилась к нему. На ее плече погасла трубка, и Рейзер заметила направленный на нее маленький черный кружок дула. Она отдернулась в сторону, и полоска света едва разминулась с ее бедром.

Не Бейл. Она начала поворачивать ко второму летуну и крикнула ему:

– Всё в порядке. Я с тобой!

– Рад слышать, – донеслось из комма, только это был не тягучий выговор Бейла.

Рейзер замедлилась. Это Бейл в нее стрелял.

Что происходит? Может, он просто предупреждает, чтобы она держалась подальше.

На мгновение ей показалось, что она различает их, но летуны сблизились, и Рейзер лишилась всякой уверенности.

Впереди был долгий вираж. Один из летунов выбросил трос и сместился к внутренней стене, закувыркался в облаке гравия и снова выровнялся, оставаясь рядом со стеной; второй в это время держался середины трубы и пульсировал светом. Камешки разбивали луч на ослепительные угольки.

Изгиб сужался, и Рейзер свернула к внешней стене, работая плавниками на лодыжках, чтобы снизить скорость, и выпустив трос, чтобы затормозить еще сильнее. Это было опасно. Она чувствовала, как ее грудь пульсирует под давлением костюма. Она поздно вышла из поворота и почти не замедлялась. Летун у внутренней стены был дрожащим пятном, уносящимся прочь от летуна в центре, который все еще удалялся от Рейзер.