Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер

В результате Мэлори свободно переходит от одного источника информации к другому, пересказывая в своем неподражаемом стиле давно знакомые приключенческие и философские франкоязычные тексты. В процессе работы он неизбежно сокращает их, от чего они обычно выигрывают, но иногда при этом теряется нить повествования, и автору не всегда удается плавно объединить различные версии, которые он использует в своей компиляции. Так, порой рыцари появляются у него спустя много страниц после рассказа об их смерти, и вскользь затрагиваются многие темы, которым так и не суждено обрести завершение. Мерлин изрекает пророчество о том, что волшебные свечи над гробницами двенадцати королей, убитых Артуром, перестанут загораться «после начала приключений Сангкреаля, который явится меж вас и будет обретен»[270]. А чуть позже Мэлори упоминает о другом приключении, которое обрело свое завершение «в Сангкреале». Мэлори либо не знал историю об Иосифе Аримафейском, изложенную в романе «История о Святом Граале», либо счел ее не соответствующей сюжету и стилю своей книги. В итоге первый же эпизод, в котором упоминается Грааль, представляет собой историю о Плачевном Ударе, фигурирующую в начале «Пост-Вульгаты», еще до рассказа о женитьбе Артура на Гвиневре и учреждении Круглого Стола. Создается впечатление, что Мэлори использует тот же самый мотив святотатства и Божьего отмщения, являющийся движущей силой действия в «Романе о Граале». Он описывает события, приведшие к удару, в кратком, но выразительном повествовании. Балин убивает брата Пеллама, который был волшебником, и Пеллам стремится отомстить убийце; любопытно, что в их поединке меч Валина ломается при первом же ударе. Далее следует история о Копье, изложенная в «Пост-Вульгате»[271], но Мэлори добавляет от себя три важные фразы:

«И король Пеллам пролежал много лет, будучи ранен, и не мог обрести исцеления, пока высокородный принц Галахад не излечил его во время поисков Сангкреаля. Ибо там находилась частица крови Господа нашего Иисуса Христа, которую Иосиф Аримафейский привез в эту страну. Он [король] возлежал на богатом ложе. А Копье было то самое, коим Лонгин пронзил тело Господа нашего вплоть до самого сердца».

Это — наше первое знакомство с собственным взглядом Мэлори на роль Грааля и Копья. Ибо Грааль прежде никогда не ассоциировался в романах со святыней крови Господа нашего Иисуса Христа, хотя всегда считался сосудом, в который была собрана Его кровь. Главное, что дают нам эти фразы, — это мирское представление о Граале и связанных с ним ассоциациях: у Мэлори контекст недвусмысленно показывает, что сцена Распятия соотносится с Евангелием Никодима. Он даже не называет Грааль реликварием (хранилищем) Святой Крови, а всего лишь сообщает, что такая реликвия действительно хранится в палате. Параллелью с более ранними романами служит король Мордрен, который живет очень долго, чтобы увидеть своего потомка Галахада накануне того дня, когда тот обретет Грааль. По всей видимости, Мэлори написал этот фрагмент еще до того, как перевел с французского свою версию поисков Грааля, и это представляется весьма интригующим взглядом на его оригинальное восприятие этой истории[272]. Для Мэлори, как мы уже знаем, священный сосуд — это неотъемлемый и сокровенный атрибут таинства Распятия, связанный с евхаристией. Здесь мы вновь возвращаемся в XII в., к самым истокам истории о Граале.

Более того, Мэлори характеризует Грааль как материальный объект куда более определенно, чем французский оригинал. В «Поисках Грааля» целью рыцарей, отправившихся на поиски святыни, было узнать о ней как можно больше. При этом читатель также остается в неведении о ее внешнем виде и природе. У Мэлори же рыцари могут пребывать в неведении о Граале, но читатель отлично знает, что представляет собой и как выглядит реликвия, которую они разыскивают.

В конце первой части своего цикла Мэлори отходит от версии истории Артура, изложенной в «Пост-Вульгате», и более не возвращается к ней. Тема Плачевного Удара забыта раз и навсегда, и лишь краткое упоминание о мече Балина фигурирует в начале «Повести о Сангкреале»[273]. Вместо этого он использует краткие выдержки из «Ланселота», а далее заимствует большую часть своего текста из «Тристана в прозе». Это произведение, в свою очередь, использует обширные отрывки «Ланселота», когда речь идет о приключениях, представляющих собой нечто вроде прелюдии к поискам Грааля, и, таким образом, рассказ Мэлори о странствиях Галахада — это свидетельство из вторых рук, заимствованное из романа «Ланселот-Грааль». При этом Мэлори, по-видимому, знал и сам «Ланселот-Грааль», ибо вместо того, чтобы следовать за необычной версией поисков Грааля, изложенной в «Тристане в прозе», он твердо заявляет, что «здесь нет никаких перепевов третьей книги», и — преспокойно продолжает налагать «благородную историю о Сангкреале, как именуется священный сосуд, и значении благословенной крови Господа нашего Иисуса Христа, которые привез в эту страну Иосиф Аримафейский». Это собственные слова самого Мэлори, и, что особенно важно для нас, он подчеркивает связь Грааля со Святой Кровью и Иосифом Аримафейским.

В том же контексте надо обратить внимание на то, как Мэлори называет Грааль; дело в том, что он крайне редко называет реликвию привычно — «Грааль»[274], но почти всегда — «Сангкреаль» и другие производные от этого слова. По-видимому, это название является традиционным для Англии: в ирландском переводе «Поисков», представляющем собой вполне точное изложение французского текста, реликвия постоянно именуется «Святой сосуд», Soidheach Naombtha, в то время как валлийская версия упоминает «Святой Греаль», seint greal. Генри Лавлич, который перевел на английский в стихах версию «Истории о Святом Граале» и «Мерлина» из цикла «Ланселот-Грааль» в том же десятилетии, что и Мэлори, говорит, что «люди называют сей сосуд «Санк Риаль» или «Сейнт Грааль»», что сохраняет фонетический контур французского названия, предлагая его новое осмысление: «королевская[275] кровь» или «Святой Грааль». Та же самая тема крови-реликвии вновь появляется во французском романе «Иосиф Аримафейский», представляющем собой гораздо более ранний стихотворный перевод «Истории о Святом Граале», в котором автор вводит в описание представшего Иосифу Младшему видения Ковчега Грааля: «алтарь, покрытый весьма богатыми покровами; на одном его краю возлежали копье и гвозди, а на другом — блюдо (чаша) с кровью; меж ними стоял золотой сосуд». В оригинале упоминаются «три гвоздя, обагренных кровью, и окровавленный наконечник копья», но о наличии крови в сосуде не сказано ни слова.